ЭЛФРИДА
Элфрида испытала огромное облегчение, когда внизу хлопнула входная дверь и Люси окликнула ее. Время близилось к полудню, но темно было, как вечером, и мир за кухонным окном был точно закутан в белое одеяло — снег все шел и шел. Элфрида уже кляла себя, что поступила так безответственно, отпустив девочку одну. Какие только ужасы ей не мерещились. Оскар в гостиной, у камина, читал газету и, по-видимому, ничуть не беспокоился. Каждый раз, когда Элфрида бросалась к окну, он уверял ее, что Люси — вполне разумная девочка, и с ней Горацио, нельзя же опекать ее всю жизнь. Все это Элфрида и сама прекрасно знала.
Она возвратилась на кухню приготовить что-то к ланчу и начала чистить картофель, однако держала ушки на макушке. Услышав голос Люси в прихожей, побежала встречать девочку. Люси и Горацио, белые от снега с головы до ног, стояли на коврике перед дверью.
В теплой кухне Люси скинула куртку и стянула с ног башмаки, взахлеб рассказывая о своих приключениях.
— Этот жуткий пес, ротвейлер — он бежал без поводка, — набросился на Горацио и стал его терзать, и тут на тракторе подъехал Рори Кеннеди, он ужасно смелый. Он накричал на хозяйку ротвейлера и привез нас обратно к гольфклубу на своем тракторе, и тут пошел снег. Ах, Элфрида, мне так жаль, но я
Люси была ужасно расстроена всем этим происшествием и в то же время странным образом радостно возбуждена — ведь она выдержала испытание, Горацио жив и она привела его домой. Щеки у нее раскраснелись, глаза блестели. Такой оживленной Элфрида ее еще не видела.
Горацио с жалобным видом сидел на коврике.
— Что случилось, Горацио? — Элфрида наклонилась к бедняге. — На тебя набросился свирепый зверь?
— Он лаял, — призналась Люси, — но не очень.
— Только глупые псы лают на ротвейлеров.
Элфрида поднялась наверх за бутылкой «Деттоля», Люси наполнила теплой водой большую фаянсовую раковину в посудной. Они погрузили в воду Горацио, и весь снег, прилипший к лапам и груди, сразу растаял. Душа тут не было, но Элфрида отыскала старый кувшин и стала поливать пахнущую больницей воду на спину, ноги и шею Горацио. Он сидел мокрый, в страдальческом молчании, но к концу процедуры Элфрида не обнаружила никаких серьезных ран, только несколько следов от укусов, которые, как она надеялась, со временем сами собой заживут. Больше всего был искусан живот, а одно ухо слегка надорвано, но в целом Горацио пострадал не сильно.