На входной двери красовался венок из остролиста, а верхние огни ярко высвечивали картонку, прилепленную к двери, с надписью: «Добро пожаловать!». Это, как считала Элфрида, избавит гостей от необходимости звонить, Горацио — лаять, а хозяев — бегать вверх-вниз, чтобы приветствовать вновь прибывших. В открытую дверь столовой видна была рождественская елка во всем своем пышном блестящем убранстве и груда подарков под ней. Широкая лестница была увита остролистом, плющом и гирляндами ярко сверкавших китайских фонариков.
Площадку лестницы превратили в бар. Оскар и Сэм перенесли туда большой стол из гостиной и покрыли белой скатертью, точнее, одной из лучших льняных простынь, выстиранных миссис Снид. На столе аккуратно расставили бутылки, ведерко с кубиками льда и ряды до блеска отполированных стаканов. Чтобы это приготовить, потребовалось немало времени и усилий, и когда приехала чета Снидов, чтобы завершить последние приготовления, то есть разогреть крохотные пиццы и насадить на шпажки горячие сосиски, все отправились приводить себя в порядок. Из-за дверей доносились шум воды, жужжанье электрических бритв и тянуло влажным ароматом гелей для душа.
Горацио, пробравшийся наверх в поисках подходящей компании, обнаружил там только Снидов и ушел в гостиную, где уютно устроился перед ярко горящим камином.
Первым появился Оскар. Он закрыл за собой дверь спальни и немного постоял в одиночестве, любуясь преобразившимся домом. Он оглядел аккуратную вереницу чистейших бокалов, сверкающих под ярким светом люстры, зеленые с золотом бутылки шампанского, торчащие в ведерке со льдом, белоснежные льняные салфетки и скатерть и празднично украшенную лестницу.
Слишком пышно, подумал Оскар, для дня холодного зимнего солнцестояния. Это был единственный праздник, который он обещал Элфриде отметить. Усадьба, в обычные дни такая неулыбчивая, строгая на вид, а теперь нарядная и разукрашенная снизу доверху, напоминала ему чопорную пожилую тетушку, которая пышно нарядилась и блистает всеми своими драгоценностями.
Он и сам сегодня был в любимом сюртуке и лучшей шелковой рубашке. Элфрида подобрала ему галстук и настояла, чтобы он надел черные с золотом бархатные домашние туфли. Ему не хотелось вспоминать, когда он наряжался в последний раз, и он просто с удовольствием ощущал ласковое прикосновение шелка рубашки к коже и аромат одеколона.
Элфрида, которая все еще стояла в халате перед зеркалом, надевая серьги, сказала, что он выглядит «потрясающе».
Из кухни доносились голоса супругов Снид и перезвон посуды. Сегодня миссис Снид пришла не в обычной рабочей одежде, но в лучшем черном платье, расшитом цехинами, позвякивающими на груди. Она уложила волосы и украсила свою прическу черным шелковым бантом.