— Алечка, почитай нам, детка, — попросила Вера.
— Ма-ма мы-ла ла-му, — старательно произнесла Аля.
— Нет, не ламу: учись произносить
— Можно мыть и ламу, — возразила Аля.
— В самом деле, — улыбнулся Исидор. — Иногда важно помыть и ламу.
Вера вздохнула.
— Ты прав: надо уступить. Иначе девочка ожесточится и решит, что за всё в мире нужно сражаться. Я вижу в ней такие задатки.
Аля просидела у нас минут сорок. Посмотрев на часы, сказала, что ее, должно быть, уже ждет такси. Поцеловала Веру в щеку и вышла, закрыв лицо руками.
— Я не могу этого видеть, — сказала она у машины. — Хочу запомнить маму красивой и вменяемой.
Вечером мы по обыкновению пили чай. Мне показалось, что к Вере вернулось сознание — по крайней мере, частично. Когда стемнело, она попросила меня вывезти ее из дома. Шагах в двадцати от крыльца мы остановились. Вера сказала:
— Оставь меня, пожалуйста, ненадолго. Я хочу посмотреть, как всё будет выглядеть после меня. Дом, окно, весь мир. И бессмертник на окне.
Я спустилась к ней минут через пятнадцать. Вера сидела в той же позе, и глаза ее были по-прежнему открыты. Одной рукой она сжимала подлокотник кресла, другой — складку пледа. Но не дышала.
Вот как это описал Чагин:
Покинувший дом обернулся. В расчерченном рамой квадрате