Светлый фон
Я тебе это рассказываю только для того, чтобы ты знала: я не просто вбила себе в голову какую-то чушь и эгоистично пожелала для себя лучшей жизни. И я тоже знаю: в этом городе есть женщины, которых бьют мужья, как и в любом другом городе. Но я никогда не стану одной из них. Ни за что! И никогда в жизни я не была настроена более решительно.

Она пообещала мамане позвонить через пару дней, и со стороны мамани самой большой помощью будет не пытаться организовать примирение, так как оно невозможно. Только если Этель Мюррей начнет настаивать и создавать проблемы, тогда можно ей рассказать про избиение. В противном случае лучше не разрушать остатки ее иллюзий.

На губу понадобилось наложить всего один шов, что и сделал молодой хирург, которого Эшлинг впервые видела.

– Вы студент? – спросила она.

– Нет! – удивился он.

Впрочем, Эшлинг не собиралась его обижать, она просто думала, что никогда не узнает, как прошли танцы, куда Ниам отправилась с Тимом, и взаимны ли чувства Донала и Анны Барри, и получилось ли у Донала угостить всех напитками на пять фунтов, которые она ему одолжила.

Эшлинг была знакома с двумя медсестрами и поняла по их лицам, что они не поверили в ее историю с падением.

– Приходите на неделе, я снова осмотрю рану, – сказал юный доктор.

– Конечно, спасибо большое.

Эшлинг надела пальто и вернулась в машину. Оставила письмо мамане в лавке, а не дома, поскольку хотела, чтобы та прочитала его в тишине своего закутка, когда придет туда рано утром. Потом в последний раз оглянулась на Килгаррет и выехала на дорогу в Дублин.

Часть четвертая 1956–1960

Часть четвертая

1956–1960

Глава 18

Глава 18

Это было самое счастливое Рождество в жизни Элизабет. Даже давным-давно в Килгаррете она чувствовала себя немного не на своем месте, ведь там не совсем ее Рождество, и она невольно сравнивала его с тем, которое знала раньше и к которому снова вернется. А теперь наступило ее собственное Рождество. У нее есть муж, отец и скоро будет ребенок. И свой дом у нее тоже есть. Она словно получила награду за все те рождественские дни, когда пыталась утешить отца и не переживать, что Джонни завел себе новое увлечение. Теперь переживать больше не о чем, как оно и должно быть.

Отец с удовольствием уехал на следующий день после праздника: он чувствовал себя неловко в качестве гостя. Элизабет застала его нервно расхаживающим в халате и с сумочкой для туалетных принадлежностей в руке.

– Что случилось? – спросила она, видя его растерянность.

– Я не знал, можно войти или нет, а вдруг кто-то вошел через другую дверь.