– Айвертон.

Ответ вроде бы озадачивает ее, но потом она продолжает:

– Рен Феникс.

Не похоже на вопрос. Вообще ни на что не похоже, поэтому я молчу.

– Рен Феникс, – повторяет она.

– Я не понимаю, что вы говорите.

– Рен. Феникс. Что это имя для тебя значит?

– Я даже не знал, что это имя.

– Отвечай прямо, Ной Оукмен.

– Это имя для меня ничего не значит.

Она явно сбита с толку, и я немного утешаюсь. До сих пор именно она управляла нашим исключительно странным разговором, и любое ее замешательство меркнет в сравнении с моей дезориентацией.

– Рен Феникс, – говорю я. – Это… ваша мать?

Снова напряженный прищур, и я уже опасаюсь, что сейчас она закричит, но она говорит: «Я сейчас вернусь», подходит к стойке, что-то заказывает и ждет у бара, пока я слегка прихожу в себя. Вернувшись, она спрашивает:

– Что делает шестнадцатилетний мальчик из Айвертона, штат Иллинойс, в Манхэттене?

– Я приехал не один.

– Поясни.

– Вместе с отцом. Мы ездили в Манхэттенский университет.

Она наклоняется над кружкой с кофе и шумно втягивает аромат, после чего до меня начинает доходить, почему ей не хотелось уходить «сразу».

– Меня зовут Эва, – говорит она, потом переводит взгляд с кофе на меня и протягивает руку в перчатке.

Я пожимаю ее, стараясь не таращиться, но сходство невероятное даже для матери и дочери. Я видел только фотографии исчезающей женщины – Рен Феникс, как я понял, – но взгляд Эвы, словно проникающий внутрь, абсолютно такой же, как у матери.