– Обратиться в полицию? Ага, пыталась. Она официально «в розыске»… или как там называется… – Эва отпивает кофе, затем спрашивает: – Хочешь услышать очень грустную историю, Ной Оукмен?
– Да, – отвечаю я, но по мере того, как дочь исчезающей женщины рассказывает историю своей матери, я начинаю жалеть, что не отказался.
76. Эва Феникс, беседа
76. Эва Феникс, беседа
– Мы переехали сюда из Ванкувера, когда мне исполнилось двенадцать. Я не хотела мотаться через весь континент – бросать друзей, бросать всю свою жизнь. Устроила истерику, но мать была непреклонна.
– Она переехала по работе?
– Ха, как же! Работа. Нормальная взрослая причина, согласись. Но нет, прикинь: мы вдвоем переселились в Нью-Йорк, чтобы моя мать тридцати с лишним лет от роду могла «следовать за мечтой». Позорище, правда? Вообще-то, она всегда рисовала. Мои первые детские воспоминания – как она вешает свою картину на стену, делает шаг назад и разглядывает ее в восхищении, будто на сей раз создала шедевр. Восхищение обычно длилось пару дней, после чего она сдирала картину и выбрасывала на помойку. Не знаю, почему она решила, что выдержит жизнь в Нью-Йорке.
– Может, она просто хотела проверить, есть ли у нее стержень.
– Одно тебе скажу: драйв у нее был. Даже, может быть, талант. Но не было запаса прочности. Когда мы перебрались сюда, мама практически сломалась.
– И тогда она уже делала снимки для видео?
– Да, она фотографировалась еще до моего рождения. Насколько я знаю, было всего дней пять-шесть, когда она не делала снимков: пару раз в отпуске, операция по удалению желчного пузыря, еще несколько дней занял переезд. А и еще день, когда она меня родила. Наверное. Но в основном по ней можно было сверять часы.
– Но вас нет ни на одном снимке.
– В Ванкувере она всегда фотографировалась одна в подвале. Но да, здесь мы сразу поселились в маленькой двухкомнатной квартирке, так что я видела, чем она занимается, но она не хотела, чтобы я оказалась в кадре. Говорила, что на снимке должна быть одна и та же комната, каждый день та же обстановка, чтобы подчеркнуть героиню произведения – то есть ее саму – как переменную. Если бы все вокруг менялось со временем, тогда ее перемены потерялись бы.
– Произведение, вы сказали?
– Да.
– То есть она считала это искусством?
– Ну еще бы. Не знаю, какая была исходная концепция и куда мама собиралась девать все эти фотографии, но да. Она надеялась, что «Одно лицо, сорок лет» станет типа мультимедийным шедевром. Как минимум, ей нравилось, что проект принадлежит ей, понимаешь? Только ей, и больше никому. У тебя такое бывает?