Потом надо мной наклоняется лицо.
– Эй! – Глаза у Ротора красные и безумные, в голосе слышится напряжение, будто он готов сорваться с катушек.
Я пытаюсь что-то сказать, но получается только кашель.
– Не торопись. Сейчас я вернусь.
Он исчезает, снова катящийся звук, а потом я слышу, как Ротор выходит из комнаты. На руки и ноги давит тяжесть, но я не могу посмотреть, что там, не могу даже повернуть голову. Фоном играет музыка, концовка
Что за хрень?
– У тебя сейчас, наверное, неслабо болит голова.
Опять что-то катится, теперь я опознаю звук: кресло на колесиках едет по деревянному полу. Надо мной нависает лицо Ротора.
– Кроме того, аппарат мог вызвать временный паралич, но беспокоиться не о чем. Я принес аспирин. И воду.
Ротор подхватывает меня под руки и усаживает вертикально, так что я опираюсь на изголовье кровати, и дает мне таблетку и воду.
Впервые с той злополучной ночи у меня есть возможность оглядеть его комнату.
Стол все еще завален учебниками и кучами бумаг, рядом коробка печенья «Поп-тартс» с корицей и тростниковым сахаром, пустые пакетики от «Читос», не меньше дюжины смятых банок из-под «Маунтин-дью». Гудит ноутбук, на экране ритмически вспыхивают разнообразные окошки с графиками и длинными цепочками нечитаемых цифр; рядом с компьютером лежат очки-бинокль, которые Ротор как-то называл, но уже не помню как.
– Не дергайся, – говорит он мне, наклоняясь, чтобы высвободить мои ноги из некоего подобия лыжных ботинок.
Он ставит мои ступни на пол, отстегивает мне перчатку сначала на левой руке, потом на правой.
– Поскольку речь и подвижность у тебя сейчас ограничены, давай сначала буду говорить я, ладно? Однако должен тебя предупредить, Ной, – Ротор наклоняется вперед, подкатывая свое кресло прямо к краю кровати, – ты наверняка взбесишься. Взбесишься не на шутку. Но уясни прямо сейчас: я не собираюсь извиняться. Ни сейчас, ни в будущем. Понял?
Я плачу – не знаю, с какого момента, но знаю почему: я ему верю.
Ротор отъезжает обратно к компьютеру, сворачивает все окошки и открывает Ютуб:
– Начнем отсюда.