Наверное, их и правда не было.

Можно ли проткнуть барабанную перепонку пальцем или нужно что-нибудь поострее, вроде карандаша? Можно ли сломать коленную чашечку молотком; за какое время зажигалка прожжет кожу и мышцы и огонь доберется до кости; с какого этажа можно упасть и выжить; какая самая мясистая часть тела, которую можно как следует искалечить, прежде чем человек умрет?

Сегодня я не еду к Алану. Вместо этого я ныряю в самую глубину, в одеяла и подушки, и лежу там с выключенным светом, воображая разные нестандартные способы причинить боль Ротору. Посторонний мог бы сказать: «Всего-то три месяца – наплевать и забыть», но дело не во времени. Дело в поездке в Манхэттенский университет, в «Кротовой норе». Дело в историях, которые рассказали мне мистер Элам и Филип Пэриш, в тысячах слов, написанных мной и теперь исчезнувших. Дело в том, насколько у нас совпадали вкусы с Сарой Лавлок, в ее ангельском голосе, в ее любви к Миле Генри и воплощении всего того, чего я ищу в подруге: она была буквально девушкой моей мечты.

Дело в моем лучшем друге, который может не прийти в себя.

Поступки, мысли, окружение – это и есть жизнь. Так что да, всего-то три месяца, но дело не во времени – дело в жизни.

91. опора и забота

91. опора и забота

– Вэл не хочет уходить. – Мама, кажется, плакала; на ней та же одежда, что и вчера.

Вслед за ней тихонько входит в комнату папа:

– Она говорит, что вчера ты не приехал в больницу и теперь она не уйдет, пока тебя не увидит.

Я еще не вставал с постели, и если только не…

– Что-нибудь изменилось? У Алана?

– Нет, – отвечает папа.

Невероятно, сколько страданий может причинить такое коротенькое слово.

Я отворачиваюсь и натягиваю одеяло поверх головы:

– Я устал. Скажите ей, что мы увидимся завтра.

Из-под одеяла я слышу, как папа пересекает комнату, пока не оказывается надо мной: