Я медленно опускаю голову на стол:

– Мам, ну пожалуйста. Я тебя умоляю. Неужели тебе обязательно вести такие беседы в «Вендис»?

– Можем переместиться, если хочешь, – предлагает она. – Тут заправка рядом.

Я пытаюсь скрыть улыбку, но не слишком удачно, поскольку теперь мама тоже улыбается. А потом она говорит:

– Зайка, я понимаю: пока Алан в больнице, тебе может показаться, будто все остальное не имеет значения, но я тебя уверяю, что ты ошибаешься. Наоборот, все остальное обретает еще большее значение. Не знаю, как Вэл тебя обманула, но я знаю Вэл. И ваши с ней взаимоотношения теперь еще важнее, чем раньше.

– Все сложно, мам.

Она протирает стол салфеткой и складывает посуду на поднос:

– Моя соседка по колледжу мочилась в кровать.

После паузы я говорю:

– Ясно.

– Я тебе уже рассказывала эту историю?

– Вряд ли.

Мама пожимает плечами и продолжает:

– Кэрри любила выпить, а мочевой пузырь у нее был совсем маленький. По утрам после вечеринок обычно приходилось срочно устраивать стирку. Она обожала большие компании, меняла любовников пачками, поскольку была красивее и круче меня, и сиськи у нее были больше моих…

– Мам, фу!

– Серьезно, аж вот такие… – Мама вытягивает обе руки на полметра от груди.

– Мама!

– Так или иначе, я встречалась с одним парнем по имени Далтон. Или его звали Гордон?

– О чем вообще речь?

– Я с ним крутила всего пару недель, не больше. Впрочем, история не о нем. Допустим, его все-таки звали Далтон. А Кэрри гуляла с парнем из качков с огромными мускулами. И вот однажды мы вчетвером сидим в баре, и мне делается дурно. То есть реально дурно. Я говорю Далтону, что мне нужно уйти, но он может при желании остаться. Естественно, я надеюсь, что он отвезет меня в общежитие и будет надо мной хлопотать, но он заявляет: если я действительно не против, то он лучше останется и вернется в кампус вместе с Кэрри и Как-его-там.