– Да, у него все нормально. Слушай, я вот подумываю заценить такой фильмец под названием «Завтрак у Тиффани». Отзывы вроде хорошие, но не знаю, захочешь ли ты смотреть его вместе со мной.

Какой бы реакции я ни ждал в ответ на свое предложение, реальность обманывает мои ожидания.

Пенни ерзает в кресле:

– Очень мило с твоей стороны. Но нет, спасибо.

– Серьезно?

– Ага. Хватит с меня этого фильма.

– Пенн, ты не заболела?

Она поднимает взгляд и смотрит на меня поверх моря домашней работы:

– Одна девочка из нашего класса, Карен Уай, посмотрела «Завтрак у Тиффани» по моей рекомендации. А вчера в школе она спросила меня, как я могу любить такой расистский фильм. Я сначала не поняла, и она призналась, что расплакалась оттого, как ужасно изображен мистер Юниоши. И теперь она меня избегает, настолько ее это задело.

Я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз видел Пенни такой притихшей и расстроенной. Она говорит, что больше не хочет смотреть «Завтрак у Тиффани» и не хочет быть человеком, которому нравятся такие фильмы, и пока я ее слушаю, мне становится грустно, что ее сердце так очевидно разбито, но и радостно, что оно способно на такие чувства.

– Пенни!

– Фильм действительно обидел ее, Но. И это я посоветовала Карен его посмотреть.

Я молча продумываю варианты, как защитить нежное сердце сестры, а потом говорю:

– Пенн, ты уникальная личность. Я тебя люблю. И у меня, кажется, есть план.

И вот мы смотрим «Завтрак у Тиффани». Поскольку на самом деле Пенни не записывала показания таймера на сценах с мистером Юниоши, мы фиксируем их по ходу фильма. Во время одной из сцен Пенни действительно отворачивается – от экрана и от меня, – и я знаю, что она думает о своей однокласснице, и мне тяжко видеть, как сестру мучает осознание того, что самая идеальная и драгоценная для нее вещь не лишена серьезных недостатков. Но еще я знаю, что иногда – не всегда, но при лучшем раскладе – потеря невинности оборачивается новыми знаниями, и тут, похоже, как раз такой случай. Ведь, если по-честному, боль Пенни от просмотра этих сцен все же бледнеет по сравнению с болью Карен.

Мне хочется обнять Пенни, и я так и поступаю и говорю ей, что можно по-прежнему любить этот неидеальный фильм. Я говорю ей, что это будет другая любовь, в которой больше печали, но больше и мудрости. Я говорю ей, что если бы мы не умели любить неидеальные вещи, то и вовсе не умели бы любить. И она соглашается, что доля правды тут есть, ведь она любит меня, хотя я по большей части не обращаю на нее внимания, и теперь мне становится совсем тяжко.