По окончании повествования об Эмерсоне он рассказал ей о других вещах. Объяснил, как работают деньги, причем механизм этот оказался – сюрприз-сюрприз – совсем не таким, каким виделся Стиву Слейтеру. Еще пересказал передачу про Сталинград, что посмотрел совсем недавно, и объяснил, почему Брамс на самом деле лучше Бетховена. Однако их общение отнюдь не ограничивалось только его вселенной. Патрик расспрашивал о ее жизни и слушал – действительно слушал – ее рассказы о мужчинах, работах и детстве, в котором жестокость была лишь средством самовыражения. Спросил о татуировках, и Даниэль призналась, что в юности никогда не чувствовала себя хозяйкой собственного тела. Ее всегда трогали и смотрели на нее так, что она воспринимала себя собственностью. Порой происходило и кое-что другое, что она предпочла бы не обсуждать. Но вот за татуировки целиком и полностью ответственна была она. Это не кожа, что ей дана, но кожа, что она приняла. Она писала саму себя. Прикасаясь к ней, прикасаешься к плоти, что создала она.

– Покажи мне, – сказал Патрик.

Подобная просьба обычно вознаграждалась пощечиной, однако от него воспринялась совершенно естественной. И потому Даниэль сняла блузку и показала ему. Она знала, что нынче раздетой уже не выглядит столь сексуально – уж точно не сравнить с той штучкой, какой она была в возрасте Иден. Однако она ощущала, что Патрика это и не волнует. Ему искренне хотелось прочесть, что она написала.

– Что это? – спросил он, самыми кончиками пальцев прикоснувшись к ее левому плечу.

– Это называется «Уроборос».

– Вот это сердце просто потрясающее, – восхитился Патрик, едва ли не трогая ее обнаженную грудь над бюстгальтером.

– Вот только было офигеть как больно.

Он провел кончиками пальцев по ее правому трицепсу.

– А эти римские цифры…

– День рождения Иден.

У Даниэль мелькнула мысль спустить юбку и колготки и продемонстрировать ему рисунки внизу – месяцы, лозы, черепа, розы на лодыжках, – но он уже уловил суть.

– Так, а теперь шедевр.

Она завела руки за спину, расстегнула бюстгальтер и быстро скрестила руки на груди, чтобы белье не упало. Затем повернулась к Патрику спиной, живо представив, что открылось его глазам. Все еще яркие краски, вздернутый клюв, распростертые крылья, языки пламени.

– Ух ты!

– Ради этого пришлось смотаться в Нью-Йорк. Парень, который сделал ее, работал со звездами. Снимок выложен у него на сайте. Предмет моей гордости.

Мужчина стал водить по картинке обеими руками, словно слепой.

– Застегни, – велела Даниэль, прежде чем движения приняли какой-то иной характер.