На работу она вернулась на следующий день после слушаний. Все только и нянчились с ней, пока ее отношение к хлопотам не стало очевидным, и тогда коллеги отстали от нее, вновь погрузившись в продажу побрякушек молодым, ставящим на карту свое будущее. Работать ей нравилось. Помогало меньше думать о Патрике. По крайней мере, днем. Вот ночью дело было другое. Ночью мысли шли непрерывным потоком.

Уже стемнело, когда пришло то его сообщение. «Сейчас я этим займусь». В полицию Даниэль позвонила после некоторых колебаний. Она уже предала Патрика утром, когда бросила его. Тем не менее намерение не вмешиваться сохранялось у нее лишь несколько минут. Гейтс оказалась занята, и в конце концов ее связали с Прокопио. Детектив был немногословен, и зловещесть его молчания напугала женщину.

Заподозрив, что совершила ошибку, Даниэль помчалась в Эмерсон. Ее страхи полностью подтвердились, стоило ей свернуть на Фокс-Чейз-лейн. Перед домом стояли три полицейские машины, две патрульные и седан. На лужайке толпились люди, среди них Джек Пэрриш и какая-то блондинка – очевидно, его мать. Даниэль проехала дальше и припарковалась за машиной Патрика. Не зная, что делать, она лишь наблюдала за суматохой в зеркало заднего вида. Затем к мигалкам добавились новые – пожарной машины, патрульной штата и скорой помощи.

Тогда она выбралась из машины и направилась к участку Пэрришей. Обогнув территорию вдоль ограды, оказалась на границе заднего двора и по аккуратно подстриженной траве прошла за огороженное патио. Открывшаяся ее глазам кухня была заполнена полицейскими и парамедиками. Еще там находился Прокопио и мужчина, в котором она немедленно признала отца Джека Пэрриша. Кто-то лежал на полу, почти полностью скрываемый кухонным островком. Ясно Даниэль разглядела лишь лоферы лежавшего – а большего ей уже и не требовалось. Она немного постояла в темноте, а затем удалилась, так никого и не потревожив своим присутствием.

На протяжении нескольких последующих дней Даниэль хоть и осознавала, что должна изводиться скорбью и виной, на деле чувств не испытывала практически никаких. Та ее часть, в которой подобные чувства обитали, была уже битком забита. Так что женщина предавалась воспоминаниям о проведенных вместе выходных. Не о пьянстве, не о лихорадочных рассуждениях и даже не о сексе. Но о тех моментах нежности, когда они тихонько лежали на его широкой кровати, сонные, и все же в миллионах километров от сна. В какой-то момент Патрик признался, что прошло уже почти два года с тех пор, как к нему прикасались. Казалось, он был безмерно благодарен ей за одну только ее руку у него на груди, за ее теплое дыхание на его щеке. Она вспоминала голос мужчины. Жалела, что они провели так мало времени вместе, что он никогда не встречался с Иден. Воображала, как он терпеливо выслушивает дочь, пытаясь понять, что творится у нее в голове. Кто его знает, может, он-то как раз и понял бы ее.