Мы стягиваем платье с трупа Ханны, и я достаю из шкафа Александера чехол для одежды. После смерти мужа я избавилась почти от всех его вещей, оставив лишь те, что представляют особую ценность. В чехле находится шинель, которую носил один из предков моего любимого. Я извлекаю ее на свет божий. Господи, какая тяжелая! Спальню заполняет вонь нафталина. Мешок очень прочный и длинный; тело Ханны войдет в него совершенно спокойно.

Джослин раскладывает чехол на полу, и мы упаковываем в него труп. Дочь поправляет ноги мертвой женщины, затем с трудом застегивает молнию.

– Погоди! – останавливаю ее я. – Мои сережки!

Джослин снимает с ушей Ханны бриллиантовые серьги и вновь наглухо закрывает мешок. Мы осторожно выглядываем в коридор и волоком вытягиваем тело из комнаты. Тащим мешок по черной лестнице, чтобы не проходить мимо спальни внучки. Одна рука у меня не работает, и я роняю свой конец. Голова Ханны с глухим стуком ударяется о ступеньку. Так и надо было сделать тридцать лет назад…

По тропинке переносим тело к озеру. Дорогу мы с Джослин знаем прекрасно, так что слабенького лунного света вполне достаточно. Мешок оставляет длинную примятую полосу на влажной траве. Мое сломанное запястье обжигает огнем, однако я не позволяю боли меня отвлечь.

Вот наконец и озеро. Мы обе задыхаемся, но Джослин немедля выводит каяк из лодочного ангара.

Лодочка рассчитана на двоих, так что я останусь на берегу.

– Мы не прикрепили груз, – сомневается дочь.

– Я все продумала. Где-то читала, как рыбаки выудили со дна труп. Убийца распорол своей жертве живот, чтобы тело, раздувшись от газов, не всплыло.

Жаль, что я не прочитала эту книгу перед первой смертью Ханны. Столько лет потом мучилась, представляя, что ее труп, несмотря на подвешенный нему груз, поднимается на поверхность…

– Принеси мой набор ножей, – прошу я.

Джослин сосредоточенно кивает.

– Видишь, а ты говоришь, что я слишком увлекаюсь детективами.

Дочь пересекает лужайку и исчезает в доме. Бросаю взгляд на окна Руби. Ужасно боюсь: вдруг в них загорится свет… На улице зябко, но я терплю, настороженно поглядывая по сторонам.

Наконец возвращается Джослин с матерчатым конвертом в руках.

– Открывай, – шепчу я.

Каждый нож аккуратно лежит в своем кармашке. Набор не полон, потому что некоторыми экземплярами мы пользовались сегодня вечером, однако мне удается выбрать тот, что подойдет идеально. Десятидюймовое лезвие наточено, словно бритва. Расстегиваю молнию на саване Ханны, обнажая ее мягкий живот.

– Отвернись, – предлагаю я, но дочь не отводит глаз от трупа.