– Как я могу доверять женщине, склонной прикарманить чужое, Джослин?

– Не понимаю, о чем ты.

– А как же портсигар? Кто еще мог его забрать? Разве что Руби… Кстати, можешь отдать мне его прямо сейчас. Хочу, чтобы сегодня вечером он снова был у меня.

– Это не твоя вещь!

– Джослин, – бормочет мать. – Все в порядке. Отдай портсигар.

– В порядке? Пусть папа и закрутил интрижку – он все равно был моим отцом! Он никогда тебе не принадлежал, Ханна!

– А ты знаешь, что он позволял мне подкармливать тебя наркотиками? Ты спала, а мы спокойно располагались в моей спальне.

– Нет! Ты лжешь! Мама…

– Не могу сказать, правда ли это. Прости, милая…

– Гнусная ложь!

– Ты ни разу не проснулась, а ведь мы были чрезвычайно страстной парой, – издевается Ханна.

– Папа никогда так не поступил бы!

Слова няни меня убивают.

– Да что ты? Он делал это не раз. Знаешь почему? Ему не было до тебя дела. Он всегда хотел мальчика, и я наверняка подарила бы ему сына.

Ее откровения все больше давят мне на психику.

– Впрочем, Александер был настоящим джентльменом, – с удовольствием рассказывает Ханна, словно они с папой составляли супружескую пару. Нет, это невыносимо! – Он никогда в жизни не показал бы, насколько тебя презирает. Только мне говорил о своих чувствах. Как мы над тобой смеялись! Ты была настолько честна и серьезна в своем отчаянном стремлении мне угодить! Александер считал тебя жалким созданием. Ему с тобой было скучно. Бедная маленькая Джослин Холт, которую ненавидели собственные родители… Да и за что тебя можно было любить? Отца ты разочаровывала решительно во всем. Как ни посмотри – простушка, серая мышка… Правда, в глубине души ты всегда оставалась отвратительной сучкой, жестокой и заносчивой.

Высказавшись, Ханна вновь поворачивается к шкафу.

– Теперь туфли! – заявляет она. – Какая удача, что у нас с вами одинаковый размер обуви, Вирджиния!

Прожигаю взглядом ее ненавистную спину. Под материнским платьем – обычное женское тело с рыхлой плотью и хрупкими костями. Чем она сильнее нас? Как смеет она говорить подобные мерзости? Из ее рта сочится яд. Мою голову словно сжимают в тисках, еще немного – и я не выдержу. Чувствую, как во мне что-то ломается, окончательно и бесповоротно.

Хватаю с кровати чехол из-под платья и скручиваю края его горловины так, что как раз остается отверстие, в которое можно протиснуть голову. В душе у меня бушует ярость. Отвратительной сцене необходимо положить конец!