Я прокрутил эти сведения в голове. Из того, что я видел вчера в Пожарном суде, можно было заключить, что служанка леди Лимбери была предана своей хозяйке до такой степени, что была готова навлечь на себя гнев хозяина, пытаясь прийти ей на помощь. С какой стати ей нападать на хозяйку? Скорее всего, служанка пыталась защитить ее от Громвеля и Лимбери.

Хотя это уже не имело значения. Мертвые не могут себя защитить. Кроме того, слово джентльмена весит больше на весах судьи, чем слово служанки.

Больше никаких дурных снов, дал я себе обещание рано утром в пятницу. Больше никакого лауданума, невзирая на боль от ожогов и ушибов.

Я проснулся и лежал в темноте. Было слышно, как кукарекали петухи на навозных лондонских кучах, а потом неутомимо чирикали птицы. Я отодвинул полог кровати и смотрел, как свет, грязно-серый, как река в пасмурный день, возвращался в мою спальню. Я повторял себе снова и снова, что смогу вынести боль, если захочу.

Постепенно меня окружили звуки просыпающегося Савоя. Я слышал, как Маргарет прошла по холлу, как брякнул засов на двери, выходящей во двор. Потом снова уснул. Никаких снов, слава богу, мне не снилось, или я их забыл.

Когда я проснулся, было уже совсем светло. Я лежал, наслаждаясь отсутствием боли еще и потому, что знал, что это ненадолго. Впервые за несколько дней, если не недель, я был в ладу с собой. Голова была не забита ничем. Возможно, поэтому опять два слова медленно проплыли в сознании, словно листья в ручье, как тогда, во вторник.

«Каинова печать».

Слова моего отца, когда я видел его в последний раз, во время нашего последнего разговора. Все возвращалось туда, в тот день, когда он пошел в Клиффордс-инн и потом вечером все болтал и болтал о том, что он видел, пока вконец не утомил меня своим детским вздором, и, возможно, мне даже стало стыдно, что у меня такой отец. Если отец смотрел на меня с небес, возможно, и ему было стыдно, что у него такой сын.

Я свесил ноги с кровати, не обращая внимания на приступы боли, и отыскал халат и тапочки. Взял отцовскую Библию с прикроватного столика и медленно спустился вниз, останавливаясь на каждой ступеньке.

Сэм и Маргарет спорили о чем-то на кухне. Я прошел в гостиную.

В углу стоял старый шкаф. Коробка без крышки, в которой хранились пожитки отца, стояла на верхней полке. Я снял ее с полки и поставил на стол рядом с Библией. Потом сел в кресло и стал перебирать содержимое. Мои движения были медленными и неловкими. Теперь у меня были перевязаны обе руки.

Вот и все, что осталось от целой жизни. Литеры, старый складной нож и клочок бумаги, который выглядел меньше и более потрепанным, чем раньше. Как и Библия. Я взял книгу и открыл ее на последней странице, где хранились волосы моей матери, прикрепленные к обложке. Я раскрыл Библию на первой странице.