Да, я хотела бы, чтобы Артур Шоукросс был мертв. Чтобы он не причинил мне этих мучений. Мне так жаль семьи, которые пострадали от него. Когда я увидела газетную статью, в которой рассказывалось о жестоком отношении людей на севере штата Нью-Йорк к его родителям, я стала думать о его матери. Я подумала, что она еще одна жертва, такая же, как Карен. Поэтому я узнала номер ее телефона в справочной и позвонила.

Как только она ответила, я услышала боль в ее голосе. Она спросила:

– Еще один репортер? Мне нечего сказать. Оставьте меня в покое.

Она заплакала. Я подумала, что в эти дни ей не остается ничего другого, как только сидеть без дела и плакать. Мое сердце забилось в груди.

– Миссис Шоукросс, – сказала я, – я не репортер. Я – Хелен Хилл.

– Кто?

– Я мать Карен Энн Хилл.

Она рыдала и рыдала, и я тоже вместе с ней.

Я сказала:

– Я звоню не для того, чтобы причинить вам еще больше боли. Я думаю о вас весь день.

Она сказала:

– Ох, моя дорогая, какой ужас вы пережили.

Мы обе еще немного поплакали. Потом она снова заговорила, но уже другим голосом, напряженным, настороженным.

– Мне звонили репортеры, пытались одурачить меня. Это действительно вы, миссис Хилл? Это действительно вы?

Она так тяжело дышала, что едва могла говорить. Позже я узнала, что у нее были проблемы с сердцем.

– Да, это я, миссис Шоукросс, – сказала я. – Наверное, мне следовало позвонить вам много лет назад, но я не могла.

– О, нет, моя дорогая, – ответила она. – Это я должна была позвонить вам.