* * *

Меццанотте знал, что сегодня тот самый день, с момента как открыл глаза утром, хотя, учитывая все, что произошло за последнее время, даже не задумывался об этом – по крайней мере, сознательно. Как и каждый год, это осознание проявилось в виде узла, болезненно сжимавшего его желудок. Потянувшись, он выключил будильник, встал с кровати и скользнул в душ, где пробыл очень долго. Вернувшись в свою комнату, с полотенцем, обернутым вокруг талии, достал из глубины шкафа темный костюм – любой, кто знал Рикардо, удивился бы, настолько мало тот ему подходит. В конце концов, не он его покупал, и он точно знал, сколько раз надевал его: это был уже шестой. Ему пришлось несколько раз переделывать узел на галстуке перед зеркалом, прежде чем он смог сделать это правильно. Затем Рикардо перешел на мини-кухню, где приготовил мокко и поставил его на плиту. В ожидании, пока поднимется пенка, он отправил со своего мобильного телефона два текстовых сообщения с одним и тем же текстом: «В восемь?» Поискал в шкафу чистую чашку. Не найдя, достал одну из тех, что были сложены в раковине вместе с кучей грязной посуды и столовых приборов, и ополоснул ее под проточной водой. Не успел он допить свой кофе, как пришли два ответа: «Хорошо» и «Отлично, увидимся там». Рикардо сделал последний глоток, бросил чашку обратно в раковину и вышел из дома.

* * *

В то утро в доме Кордеро царила необычная суета. Двое слуг-филиппинцев сновали туда-сюда между входом и лифтом, таская сумки и чемоданы, Энрико нервно мерил шагами комнаты, не отрывая от уха мобильный телефон, делая один звонок за другим, чтобы уладить последние деловые вопросы перед отъездом, а взволнованная и сияющая Соланж постоянно поднималась и спускалась по винтовой лестнице, соединяющей два этажа квартиры, чтобы достать одежду и различные аксессуары, без которых, как она вспомнила в последний момент, совершенно не могла обойтись. Ее энтузиазм был подлинным. Наконец-то ей удалось уговорить мужа взять отпуск: пять дней на эксклюзивном курорте в Коста-Рике, со всеми удобствами, но изолированном, где, как заверила ее подруга, практически нет мобильной связи, так что Соланж была уверена, что никто им не помешает.

Сидя на кухонном табурете в футболке на два размера больше и доходившей ей до середины бедра, Лаура бездумно ела хлебцы, макая их в чай, не обращая внимания на суматоху за дверью. Ее мысли были в другом месте. Она много думала об этом – и теперь знала, что делать. Всю свою жизнь Лаура считала «дар» своим несчастьем, с которым ей приходится жить как с врожденной болезнью, уродством или чем-то в этом роде. Она всегда пыталась избежать этого ценой возведения барьера между собой и миром, и этот барьер мешал ей жить полной жизнью. Но потом, когда она испугалась, что ее особые способности не такие уж и особые, ее одолела тревога. Ведь это означало бы, что она безумна. И не только это. Лаура чувствовала себя потерянной, словно перенесла ампутацию; смотрела в зеркало и не узнавала себя. Возможно, она никогда не сможет до конца понять этот «дар» или научиться полностью его контролировать, возможно, он будет продолжать причинять ей боль и создавать проблемы, – но, к лучшему или худшему, он был ее частью. Важной частью, которая помогла определить ее, сделать такой, какая она есть…