Это было настолько абсурдно, что я с трудом могла в это поверить, даже когда Призрак приближался ко мне, капая на пол кровью, потом и желтой мазью. «Все кончено, теперь он разорвет меня на части, – думала я. – Никто и ничто не сможет спасти меня». Видя, как он остановился передо мной и поднял свой нож, я захотела, чтобы он поторопился и все закончилось как можно скорее. Я закрыла глаза, желая лишь того, чтобы мне не было слишком больно.
Это было настолько абсурдно, что я с трудом могла в это поверить, даже когда Призрак приближался ко мне, капая на пол кровью, потом и желтой мазью. «Все кончено, теперь он разорвет меня на части, – думала я. – Никто и ничто не сможет спасти меня». Видя, как он остановился передо мной и поднял свой нож, я захотела, чтобы он поторопился и все закончилось как можно скорее. Я закрыла глаза, желая лишь того, чтобы мне не было слишком больно.
Услышав стихи, которые произносил слабый, дрожащий голос, я не сразу поняла, что он исходит из моего горла. До сих пор не могу сказать, как у меня возникла эта мысль и где я нашла силу духа, чтобы воплотить ее в жизнь. Очевидно, мой инстинкт выживания нанес удар из какого-то отдаленного уголка бессознательного.
Услышав стихи, которые произносил слабый, дрожащий голос, я не сразу поняла, что он исходит из моего горла. До сих пор не могу сказать, как у меня возникла эта мысль и где я нашла силу духа, чтобы воплотить ее в жизнь. Очевидно, мой инстинкт выживания нанес удар из какого-то отдаленного уголка бессознательного.
Я наполовину прикрыла веки. Призрак все еще был там, неподвижный, с поднятой рукой. Я продолжала петь с еще большей убежденностью, стараясь делать это в самых сладких, самых убедительных тонах, на которые была способна.
Я наполовину прикрыла веки. Призрак все еще был там, неподвижный, с поднятой рукой. Я продолжала петь с еще большей убежденностью, стараясь делать это в самых сладких, самых убедительных тонах, на которые была способна.
Призрак задрожал с головы до ног. Его лицо подергивалось. Внутри него как будто снова началась борьба между двумя сущностями, претендовавшими на господство над его телом.
Призрак задрожал с головы до ног. Его лицо подергивалось. Внутри него как будто снова началась борьба между двумя сущностями, претендовавшими на господство над его телом.
Постепенно черты его лица расслабились, взгляд утратил свою пустую неподвижность. Детский стишок успокаивал его.
Постепенно черты его лица расслабились, взгляд утратил свою пустую неподвижность. Детский стишок успокаивал его.