Мы отказались.

– Мутные они. – Макс кивнул на экран, когда Лёха вышел.

Его сосредоточенный вид говорил о том, что размышлял он об этом не первый час.

И я уже успел немного изучить Макса, чтобы понять, что это не предвещает ничего хорошего. В прошлый раз в лагере, перед тем, как мы влезли к фермерам, он пребывал в такой же странной задумчивости.

– А что такое? – Я уселся на освободившееся рядом с ним место.

– Криминал, все дела…

– Можешь нормально объяснить?

Он снова переключил на комнату с той девушкой.

– Они у них паспорта забирают и заставляют отрабатывать долги. Не у всех, конечно, но вот у этой точно.

Я еще раз оглядел ее. Длинные каштановые волосы, отличная фигура, но лица не разглядеть. Она сидела по-турецки, скрестив босые ноги, и, оживленно жестикулируя, болтала перед экраном своего компьютера.

– Да уж… – резюмировал я. – Мне кажется, в этом деле такое сплошь и рядом.

– Она вроде из Белоруссии. – Макс продолжал разглядывать ее.

– Криминал лучше не трогать, – со знанием дела сказал я. – Мы с парнями как-то вляпались. Счастье, что живы остались. Видел шрам у Лёхи на морде? Вот это оно и есть. А мы тогда даже ничего им не сделали.

– Я хотел записать и в Сеть выложить. У меня же на «Ютубе» канал про всяких придурков и беспредельщиков. Но потом понял, что эта девчонка попросту боится поднимать шум, поэтому никуда не обращается.

– Пусть тогда сами разбираются. Чего лезть?

Плачевный опыт подобной помощи у меня также имелся.

Макс кивнул, но камеру не выключил.

С лестницы донесся топот ног, и через пару секунд в комнату ввалился задыхающийся от смеха Лёха. Банка пива, торчавшая у него из кармана, вывалилась прямо под ноги, и он, нагнувшись за ней, никак не мог распрямиться, продолжая ржать.