Интересно, смогла ли бы я простить Липу, окажись на Лизином месте? Прежде я думала, что была бы рада любой любви, однако, выбирая между ней и сотрясением мозга, я бы предпочла все же сохранить мозги. На что Липа рассчитывал? Чего ожидал? Нет, конечно же, это был приступ отчаяния, слабости и обреченности. Из такого, как Липатов, через несколько лет получился бы отличный Раскольников. Но если верить в то, что зло помогает понять себя, есть надежда, что до него наконец дошло, что одной домашки для любви недостаточно.

Дома у Бэзила было так, как мне представлялось, когда я заглядывала в чужие окна. Его мама, сестра, Антон, да и сам Бэзил были по-домашнему приветливы и расслабленны. Усадили меня за стол, навалили огромную тарелку салатов и тут же накинулись с расспросами про Лизу. Едва успевая жевать, я рассказала, что она хорошо выглядит и совсем скоро ее выпишут. После чего они переключились на обсуждение ямы, стройки, выселение пятиэтажек и программу реновации Москвы. Затем перешли на политику, экономику, цены в магазинах, засилье «Пятерочек» и то, как они мухлюют с ценниками и скидками. Все это было мне неинтересно, но на удивление хорошо, потому что это был настоящий, правильный семейный ужин.

– Ладно, вы идите, я сейчас к чаю накрою и позову, – сказала мама Бэзила, когда уже все обсудили, а тарелки опустели. – Машенька мне поможет.

Мы никогда с ней не болтали и по душам не разговаривали. Она не искала моей дружбы и не пыталась сблизиться. Была приветлива, добра и внимательна, но не более. Я даже полного имени ее не знала и называла просто тетей Алей. И когда она так заговорщицки попросила меня остаться, мне это показалось несколько странным. Какое-то время я передавала ей со стола тарелки, чтобы загрузить посудомойку.

– Ты ведь понимаешь, о чем я хочу спросить? – наконец сказала она полушепотом, хотя голоса Бэзила и Антона доносились откуда-то из дальних комнат.

– Не очень, – призналась я.

– Про Надьку Сорокину. – Она хитро улыбнулась. – Эти мне не разрешают про нее говорить. Сразу орать начинают. Но мне же любопытно.

Я рассмеялась:

– На меня тоже все ругаются из-за этого.

– Мужики, – отмахнулась она, – всегда самое интересное считают глупостью.

От ее понимания и участия на душе потеплело. Впервые кто-то сам завел разговор о Наде и был готов обсудить со мной все, что случилось. Тот, кто был в теме и знал, какая она.

– Вася говорил, что ты очень увлечена этим расследованием.

– Не то чтобы увлечена… – Я задумалась, как лучше объяснить.

– Ладно-ладно! – Тетя Аля нетерпеливо похлопала меня по руке. – Расскажи, что знаешь.