– Это успокоительное. – Девушка смотрела на меня с напряжением, словно я собака, которая может наброситься в любую секунду.

– Да я спокойна. У меня все хорошо!

– А будет еще лучше! – Парень натянул улыбку.

Я метнулась в угол возле окна:

– Попробуй только…

Договорить не получилось, потому что быстрым движением он схватил меня за руку, выдернул из угла и, швырнув на кровать, прижал коленом. Я услышала стук по металлическому лотку и лягнула вслепую ногой. Девушка вскрикнула. Парень сдавил меня сильнее. Я попыталась его укусить. Шансов на то, что я отобьюсь, у меня, конечно, не было, но злость разыгралась не на шутку. Я боролась с ним какое-то время, пока пуговица от его рубашки не зацепилась за мои волосы и из глаз фонтаном не брызнули слезы. Я сдалась. Девушка сделала укол. Парень поднялся. Они отошли от кровати, а у меня хватило сил только перевернуться на спину. Все, что оказалось в тот момент перед глазами, поехало вперед. Комната удалялась, как отъезжающий поезд, а вместе с ней отъезжали и люди, лица которых потекли, как оплавленный воск, словно их облили кислотой. Руки и ноги налились теплом и тяжестью. Голова не двигалась. Я не хотела туда проваливаться, сопротивлялась до последнего, пытаясь уцепиться сознанием за пластиковый светильник на потолке. Но, когда в нем появились два симметричных круглых отверстия и я поняла, что это вовсе не светильник, а огромная белая пуговица, держаться больше стало не за что.

А потом были еще пуговицы, разнокалиберные и разноцветные, которые я пыталась отсортировать по цвету и размеру, старательно считала, откладывала, но потом вдруг сбивалась и начинала заново. Разложить правильно эти пуговицы стало вопросом жизни и смерти. Я сидела на полу и перекладывала их из стороны в сторону. Но это не точно, возможно, меня там и не было вовсе, а существовали только мысль и сверхважная задача. Пуговицы приходили в движение сами по себе, они перемешивались и рассыпались. Некоторые из них провалились в щель между досками на полу. Я смогла просунуть в щель пальцы, однако не хватало совсем немного, чтобы дотянуться до пуговицы, но я все равно совала руку все глубже и глубже, слыша, как трещат и ломаются кости руки.

А когда меня окружили жуткие Надины пуговичные человечки, стало невыносимо страшно, так ужасно, что я перестала дышать, открыла глаза, однако единственное, что поняла, – это то, что ничего не понимаю. Что я вроде бы и есть, но кто я, совершенно неясно. Просто абстрактный сгусток сознания. Теперь я должна была пить пуговицы, как таблетки. Я пыталась сказать, что их нельзя глотать. Но меня никто не слушал.