— Все это слишком далеко зашло, — сказал дровосек. — Она так нас всех одного за другим изведет.

— Придется, видно, нам всем отсюда убираться.

— Нет, мы должны изгнать эту суку из нашей деревни! — твердо заявил Йово. — А сами тут останемся.

Толпа вдруг пришла в движение, в котором чувствовалось некое новое ощущение цели. Она пока еще не совсем была людям ясна, но они уже находились на грани принятия решения, и мой дед почувствовал, что беда надвигается на него с неотвратимостью бешеного потока, перед которым он, ребенок, абсолютно беспомощен.

Мальчишка был уверен только в одном: он сейчас нужен ей больше, чем когда-либо. Впрочем, дед понял это еще прошлой ночью, когда они передыхали на какой-то поляне на склоне горы. Жена тигра опустилась в снег на колени, а он остался стоять и смотрел, как дыхание клубами пара вырывается из ее измученной груди. Мой дед держал бедняжку за руку, просто не мог выпустить ее из своих ладоней и уйти. Ему казалось, что все то, что превращало его спутницу во взрослую женщину, помогало ей сохранять спокойствие и бесстрашие, сделало ее живот круглым, как луна, сейчас отступило под натиском ужасов этой ночи. Теперь оба они совершенно беззащитны, остались одни и не просто потеряли тигра, своего защитника. Он сам их покинул, бросил на произвол судьбы, и теперь их только двое, а против них — весь мир.

Прошлой ночью он помог ей взобраться на крыльцо, войти в дом и все уверял ее, хоть она и не могла его слышать, что утром обязательно вернется. Дед, конечно, вернулся бы, принес бы ей на завтрак горячий чай и кашу, натаскал бы в дом воды, посидел бы с нею. Он, как всегда, позаботился бы о ней. Но сейчас мальчишка понимал, что невозможно на глазах у всех выйти из дома, пересечь площадь и пастбище и открыть ее дверь. События прошлой ночи словно запустили некий ужасный механизм, и беды теперь никогда не кончатся. Нет, он не мог сейчас это сделать. Ведь ребенок пока не имел в обществе ни малейшего веса, у него не было никакой возможности оградить себя от ударов, от гнева этих взрослых людей. Мысль о том, что жена тигра осталась теперь совершенно одна, более всего терзала и душила его.

Ему хотелось объяснить все это Маме Вере, когда она силой загнала его обратно в дом, рассказать ей о минувшей ночи, о том, какой замерзшей и перепуганной была эта глухонемая девушка. Но он не мог найти нужных слов, должным образом выразить свои чувства, описать переживания. Мой дед вдруг догадался: а ведь Мама Вера нарочно позволила ему проспать все утро, не разбудила его на рассвете, как всегда, чтобы он выполнил привычную работу по дому. Она не подняла внука и в восемь часов, когда они обычно завтракают! Все это бабушка сделала нарочно — когда увидела, как Марко Парович, спотыкаясь, бредет со стороны пастбища с окровавленной медвежьей шкурой в руках и орет на всю деревню. Она позволила мальчику проспать подольше, чувствуя, что ему это необходимо, желая уберечь его, защитить. Так что ничего нового он и не мог ей рассказать. Мама Вера и так уже все знала и по неведомой ему причине как бы отсекла себя от всего этого. По глазам пожилой женщины ребенок понял, что, по ее разумению, ей в этой вселенской схватке больше не место.