Я осознаю тот факт, что я играю в неравных условиях. Неравных, потому что 1) я писатель, и за мной последнее слово; 2) иногда я заранее знаю, что скажу, еще до того, как оказываюсь в ситуации. Например, я знал, когда придумывал свою бруклинскую хипстерскую историю для The New York Times («How I Became a Hipster», опубликована 1 мая 2013-го), что я приду в магазин одежды и спрошу: «Ваши носки местного производства?» Когда я пел с Йельской акапелльной группой (статья «Singing for Their Supper», опубликованная 11 января 2013-го), я знал, что я кому-нибудь в Йельском университете скажу, что Усама бен Ладан подростком пел в акапелльной группе и жаль, что его группа не называлась «Вокальный джихад». Так что я наполовину вооружен. Поэтому для меня особенно важно быть щедрым и добрым в моей статье, а также заставлять себя выглядеть мудаком настолько, насколько это возможно.

В среднем какой процент шуток пишется заранее?

Небольшой. Может быть, процентов 10. Это скорее способ успокоить нервы и тревожность ожидания, пока я не начал работу. И иногда это помогает мне фокусироваться. Наверное, это сродни тому, когда актер читает весь сценарий перед съемками. Как если ты играешь в «Законе и порядке», и твоя единственная реплика: «Я не делал этого, Ленни», но тебе дали прочитать весь сценарий, а не только твою сцену, и ты можешь по-настоящему проникнуться этой единственной репликой. Ты можешь привнести сколько угодно подтекста в «Я не делал этого, Ленни».

Вы ранее упоминали журнал Spy, который знаменит своим сочетанием журналистики и юмора. Заметно ли вам прямое влияние Spy на сегодняшних журналистов?