29 марта 2014 года Лукашенко встретился в Гомельской области с Александром Турчиновым, тогда — и. о. президента Украины и спикером Верховной Рады. Отчеты о той встрече были максимально скупыми: политики при журналистах говорили про близость народов Украины и Беларуси, а Лукашенко заверил, что со стороны беларусов «каких-то нехороших устремлений» ждать не следует. Спустя четыре года Турчинов в интервью изданию «Гордон» опишет события куда более откровенно. По его словам, он поехал на встречу с Лукашенко, чтобы выяснить: следует ли ждать удара российской армии со стороны Беларуси. «Чтобы сократить количество возможных направлений удара, я выехал в Беларусь на встречу с президентом Лукашенко. Он пообещал, что с территории его страны русские нас атаковать не будут. Но когда мы прощались, он сказал: “Но в крайнем случае я предупрежу за сутки…”» — рассказывал Турчинов.

Сложно сказать, насколько точно передал эпизод в своих воспоминаниях Турчинов. Но выглядит его рассказ вполне реалистично. Разумеется, Лукашенко категорически не хотел любого (даже косвенного — в виде предоставления территории) участия Беларуси в военной агрессии России против Украины — это имело бы фатальные последствия для государства на международной арене. Но он, вероятно, также прекрасно понимал, что при масштабной эскалации конфликта может получить от Путина ультиматум, проигнорировать который будет невозможно. Эта шаткость позиции сквозила во многих высказываниях Лукашенко в ту пору.

8 мая 2014 года, спустя шесть дней после трагедии в Одессе, Александр Лукашенко летит в Москву, где тет-а-тет встречается с Владимиром Путиным. До того как переговоры продолжились за закрытыми дверями, беларуский лидер публично обратился к президенту России: «Мне хотелось бы, так сказать, за кадром откровенно поговорить о ситуации на Украине и как-то скоординировать наши действия». В тот же день на неформальной встрече глав ОДКБ[162] Лукашенко комментирует одесские события почти буквально словами российской пропаганды — он проводит параллель между сожжением Дома профсоюзов и сожжением Хатыни в годы Второй мировой войны. «Мы помним Хатынь, когда несколько сотен деревень на территории Беларуси были сожжены фашистами вот по такому принципу», — говорит он. Дальше — больше: «Неприемлемы подобные действия в любых государствах, и тем более неприемлемо будет, если мы спокойно будем взирать на то, что происходит. Это прежде всего касается Российской Федерации и Беларуси. Мы, естественно, не можем спокойно на это взирать, потому что там наши люди и они взывают о помощи и требуют реагирования на подобные вещи». Звучит подобная риторика недвусмысленно: словами о «наших людях, которые взывают о помощи», обычно оправдывают собственную агрессию. Именно так делал Кремль в 2008 году во время войны в Южной Осетии, именно этим объяснял Путин аннексию Крыма[163]. Наконец 8 мая Лукашенко прямо заявляет Путину: «Вы, Владимир Владимирович, должны знать, что мы будем рядом, плечом к плечу, и я говорю это не только потому, что здесь мы собрались перед СМИ, у нас просто выхода другого нет, как быть вместе».