Осень и частично зиму 2015-го Надежда провела в Трехизбенке. «Свой тридцатник отмечала на фронте. “Сепары” “поздравляли” 152-мм калибром. Я бегала на позициях, командир орал: “Дура!” — а я знала, что ничего не случится, я сегодня не умру — на мне трусы некрасивые. А в некрасивых трусах умирать никак нельзя», — шутит Надя. Отчаянную беларуску не задела пуля на фронте, пострадала она уже в тылу. В феврале 2015-го командир отправил ее в Киев оформлять документы в «Айдар», ведь несколько месяцев она находилась в батальоне неофициально, даже не значилась в списках личного состава. Но по дороге машина, в которой ехала Надя, врезалась в фуру. Из-за сложного перелома женщина полгода провела на костылях.

Кто о тебе заботился в этот период?

Никто толком не заботился, я «бомжевала». Сначала после госпиталя жила в каком-то АТОшном хостеле, потом в санатории в Коростене, потом в какой-то ОУНовской фундации в Черкассах, снова госпиталь… Единственное — знакомые помогли мне подать документы на временный вид на жительство, и я его получила.

Поправившись после травмы, Надежда осенью 2015 года вернулась на фронт, все в тот же «Айдар», на прежнем неофициальном положении. Теперь ее назначили поварихой на базе батальона. При этом периодически возили на полигон, где Надежда училась стрельбе из разных видов оружия. «Перестреляла в своей жизни кучу бутылок, а по людям никогда не стреляла, даже не целилась в противника ни разу», — признается она. В «Айдаре» Надя останется до зимы 2016-го.

Но прежде чем продолжить историю Надежды, мы должны остановиться на особенно удивительном моменте ее биографии. На фоне тотального контроля беларуских спецслужб за добровольцами и огромного риска быть задержанной (а прецеденты к тому времени уже были), Надежда дважды съездила в Минск. Первый приезд состоялся еще до аварии. На Новый 2015 год Надя отправилась проведать маму. Признается — беспокоилась, но надеялась на лучшее, ведь она соблюдала меры предосторожности. «Про меня не писали СМИ, я никогда не фотографировалась на фронте, не появлялась на общих снимках, ничего не постила в соцсетях. К тому же моих данных не было в списке батальона», — объясняет Надежда. Она права — чтобы оказаться за решеткой в Беларуси хватило бы и одной фотографии с фронта в соцсети. В январе Надежда прожила в Беларуси неделю и вернулась на передовую. А потом она встретила будущего мужа-украинца, тоже добровольца. И теперь, чтобы официально расписаться, у Нади потребовали справку о семейном положении из ЗАГСа по месту жительства. Передать документ почтой по какой-то причине не вышло. Во второй раз боец «Айдара» приехала в Минск в середине августа 2015-го — тогда она еще восстанавливалась после аварии. «Когда я увидела мать, поняла — у нее крыша совсем поехала, уже с иконами разговаривала. Я боялась, что ей какие-нибудь голоса в голове прикажут меня убить. Поэтому ночевала у подруги пару дней. А мама заявила в милицию о моем исчезновении. Пришлось мне самой идти в милицию, мол, все в порядке, я не пропала и постоянно живу в Украине, даже номер украинский оставила», — вспоминает Надежда. То, что ей удалось дважды и без последствий съездить на родину, действительно можно объяснить только ее непубличностью и счастливым стечением обстоятельств.