Итак, норвежская группа продолжала идти вперед. Через пять дней, включая и тот, когда они пережидали буран, Амундсен добрался до склада в точке 81° южной широты. Он уже прошел 140 миль – все время на лыжах. В каждых санях было по 400 килограммов (880 фунтов) груза, то есть в два раза больше, чем у Скотта. Средняя скорость движения группы Амундсена составляла три с половиной мили в час, Скотт за это же время преодолевал от полумили до двух миль. Но за этим скрывалось гораздо большее превосходство позиций Амундсена. Люди и пони Скотта брели по восемь с лишним часов, чтобы пройти десять-тринадцать миль в день. Амундсену на ежедневный этап длиной пятнадцать-двадцать миль требовалось пять-шесть часов с большим запасом, а в остальное время не оставалось ничего, кроме как отдыха: надо было хорошо есть и спать – особенно спать. Бьяаланд «предложил проходить 25 миль в день, но Амундсен ответил, что не стоит так рисковать из-за собак». Люди и собаки знали, что, выполнив определенный объем работы за день, к следующему утру они успеют как следует отдохнуть.
Скотт не мог так хорошо себя контролировать. Он испытывал непреодолимое желание похвастаться своей силой, которую никто не имел права поставить под сомнение, и довести всех спутников до изнеможения. Он не верил, что дневная работа сделана, пока не замечал физических страданий людей. Черри-Гаррард вспоминал в своих записях, как после девяти-десятичасового перехода Скотт говорил:
1 ноября, после однодневного отдыха, у склада на отметке 81° Амундсен высунул голову из палатки – снаружи он увидел только густой и липкий туман. Тем временем в двухстах милях позади него Скотт на мысе Эванс собирал свои силы для решающего выступления.
Амундсен об этом, конечно, не знал. Зато хорошо понимал, что для движения в своем темпе (это было единственным доводом в пользу разума) ему нужно поддерживать определенную скорость, равную примерно одному градусу широты за четыре дня.
Он измерял пройденное расстояние в градусах, а не в милях, чтобы результат их усилий и, соответственно, приближение к цели можно было представить на поверхности глобуса – еще одна маленькая уловка для укрепления морального духа партии[92].