Эванс, Крин и Лэшли прошли с полярной партией еще одну или две мили, чтобы проводить ее. Потом остановились, прокричали троекратное приветствие, показавшееся шепотом на сильном ветру, и повернули назад, постоянно оглядываясь, пока Скотт и его спутники не превратились в крохотные точки на горизонте и не исчезли из виду.

Оутс попрощался с Эвансом в характерном для него стиле:

Боюсь, Тедди, что у тебя немного причин бежать назад, помни только, когда окажешься на Барьере, что старый Кристофер [пони Оутса] жаждет быть съеденным.

Эванс нес с собой письма Скотта. Одно из них было адресовано Кэтлин, в нем Скотт писал, что он

руководит этим предприятием – не номинально, а на самом деле – и помогает подняться тем, кому трудно – поэтому никто не может сказать и не скажет, что я не руководил до конца.

Другое письмо, в котором чувствовалось совсем иное настроение, предназначалось для прессы: «Я остаюсь в Антарктике еще на одну зиму для того, чтобы продолжить и завершить работу». Это декларировало официальную позицию Скотта на случай, если он разминется с кораблем.

Кроме того, Эванс нес устное сообщение от Скотта, который в четвертый раз изменил свой приказ в отношении собак. Теперь Мирс должен был выйти заранее и в середине февраля какое-то время подождать Скотта между отметками 82 и 83°. Явной целью этого распоряжения было как можно скорее вернуться назад, чтобы успеть на корабль. Скотт не меньше, чем Амундсен, стремился к тому, чтобы первым принести миру новость о своем триумфе. Но в приказе явственно ощущалась тревога. Это была самая южная точка, куда Скотт когда-либо планировал отправить собак. В любом случае он снова серьезно изменил планы. И сделал это устно. Сообщение напоминало импровизацию, пришедшую ему в голову в последний момент. Скотт надеялся, что Эванс доставит его вовремя.

Это было слишком оптимистичное предположение, ведь сам Скотт не сделал ничего, чтобы облегчить Эвансу дорогу домой. На плато было слишком мало пирамид, путь через ледяные осыпи на леднике вообще никак не отметили. До спуска на Барьер Эванс зависел только от четкости собственных следов, которые постепенно заносило снегом. У него не было путемера, так что идти приходилось в основном наугад. Эванс очень скоро обнаружил, что, согласившись на уменьшение партии, он принес слишком большую жертву. Три человека – это вопиюще мало для того, чтобы тащить загруженные сани на протяжении сотен миль. К тому же оказалось, что Скотт заложил промежуточные склады слишком далеко друг от друга, не соразмерив расстояния между ними с возможностями пешей партии. Чтобы справиться со всем этим, требовалась ожесточенная борьба.