В каком-то смысле для Эванса поход к полюсу значил больше, чем для остальных. Он решил – и Скотт его в этом поддержал, – что сразу обретет финансовое благополучие: продвижение по службе, деньги, а затем почетная отставка и владение маленьким пабом до конца своих дней. Но неудача означала полную катастрофу. Скотт четко дал это понять – он попросил офицеров и ученых подождать с жалованьем за второй сезон, поскольку у экспедиции было недостаточно средств. Когда Эванс увидел развевающийся в снегах флаг Амундсена, его мир рухнул. Лидер оказался неудачником, надежды уничтожены. Он стал неестественно тихим и замкнутым, куда-то пропал обычный экстраверт, эгоист и импульсивный рассказчик. Потом он дал выход своей тоске, что проявилось в бесконечных стенаниях: вернувшись домой, они станут посмешищем, им суждено быть вечно вторыми; с ними все кончено, нет смысла продолжать… Это выглядело так, будто Скотт встретился с карикатурой на самого себя.

Кому-то из них – возможно, Оутсу – удалось успокоить Эванса и убедить его продолжать тащить сани. Но тут неожиданно добавились физические проблемы.

Эванс был самым крупным и тяжелым человеком в партии. Тем не менее он получал тот же рацион, что и остальные. Поэтому он страдал от недоедания больше всех. Недостаток калорий ощущался все сильнее, и состояние его здоровья пропорционально быстро ухудшалось. Все теряли в весе, но Эванс – больше остальных. Рана на руке, которую он получил, укорачивая сани, не поддавалась лечению, и к концу января он был совершенно неспособен выполнять какие-либо хозяйственные дела в лагере. Мало того что он стал таким беспомощным – из-за физической слабости он чувствовал себя вдвойне проигравшим. Скорее всего, именно это способствовало тому, что он сломался. Скотт всегда слишком многого от него ожидал и слишком тяжело его нагружал.

В начале февраля Эванс начал быстро деградировать. Были периоды просветления, но в целом он все хуже и хуже соображал, стал медленным и апатичным. Его слабость прогрессировала, и в итоге наступил периодический паралич. Помимо неопределенного замечания Скотта о том, что, судя по словам Уилсона, он, должно быть, «повредился в уме в результате падения», никакого письменного диагноза не сохранилось, и от чего страдал Эванс в действительности, до сих пор остается тайной. Одним из правдоподобных объяснений может быть гипотермия – слишком низкая температура тела. Но пока наиболее убедительный диагноз – это цинга. Он основан на том, что падение всего лишь ускорило резкое ухудшение состояния здоровья Эванса.