Должен признать, что слезы навернулись на глаза [написал старшина Томас Уилльямсон]. Знаю, что другие тоже почувствовали именно это. Увиденное стало для всех нас большим шоком, хотя мы уже много месяцев знали, что столкнемся с подобным. И все равно все были ошарашены [sic], мы ничего не трогали, просто стояли и глазели, гадая, какие ужасные секреты скрывает от нас эта палатка.

Аткинсон приказал разбить лагерь немного в стороне и откопать палатку. Затем первым вошел в нее и, прежде чем что-то трогать, настоял, чтобы все остальные друг за другом тоже вошли в нее. Таким решением он хотел предотвратить возможные споры и разногласия о том, чтó там было обнаружено.

Я довольно долго не решался войти [продолжал Уилльямсон] из страха, что не смогу выдержать эту грустную [sic] сцену, но когда наконец осмелился, то увидел ужасную картину – эти спальные мешки с замерзшими телами в них. В том, что был посередине, я узнал кап. Скотта… остальные два тела я не видел и не стремился увидеть их; бедные друзья.

Когда все было кончено, Аткинсон забрал часы и документы. Палатку опустили на тела Скотта, Уилсона и Боуэрса и похоронили их прямо там, как нашли – в спальных мешках. Над ними построили большую пирамиду, на вершине которой установили крест из пары лыж, и Аткинсон прочел заупокойную службу.

Получилось [по словам Грана] очень торжественно. Одиннадцать мужественных суровых людей стояли с обнаженными головами и пели – трогательное зрелище. К югу сквозь грозные штормовые облака пробилось солнце, великая пустыня окрасилась в сказочные цвета. Пошел снег, и когда гимн был закончен, мертвых накрыло мягкое белое одеяло.