После его отступления византийцы, видимо, предприняли какие-то карательные меры против Массивы, в результате чего Мамун на следующий год повторил нападение. Тем временем в Константинополе умер император Михаил Аморийский, и в пурпур облачился его сын Феофил. Михаил был грубым и жестоким, а Феофил — интеллектуалом. В Адене халифа встретили послы от императора с просьбой о мире, по халиф ответил отказом, и в июле 831 г. Мамун пересек границу и подошел к Гераклее Киликийской, которая сдалась без боя. Затем мусульманская армия разделилась на две колонны и прошла по Малой Азии, сея смерть и разрушение. Осенью Мамун вернулся в Дамаск, а оттуда в Египет, где в то время начались волнения.

В 832 г. Мамун снова перешел византийскую границу. На этот раз император Феофил пустил в действие армию, и, в отличие от прошлых лет, кампания оказалась не вполне удачной для арабов, хотя ни одного крупного сражения не произошло. Осенью от Феофила прибыло посольство, прося мира. Тем не менее — возможно, чтобы сохранить лицо — император завершил свое послание угрозой, на что халиф ответил в том же тоне, и война продолжилась. В начале 833 г. Аббас ибн Мамун закрепился в Туване, к западу от Тавра, где выстроил огромную крепость.

В июле 833 г. Мамун снова повел войска на византийскую территорию через Таре и взял ряд городов. После короткой кампании он вернулся к границе и встал лагерем на небольшой речке, берущей начало в снегах Тавра. Летним вечером халиф сидел у реки со своим братом Мутасимом, и ноги обоих свисали в воду. «Ты когда-нибудь видел такую прекрасную, чистую, холодную воду? — спросил Мамун, приглашая придворного присоединиться к ним.

Пока они сидели, болтая ногами в воде, подошел, звеня бубенцами, караван мулов, везущих почту и лакомства из дома. Мамун подозвал слугу, велев ему посмотреть, нет ли там свежих фиников из Ирака, и тот скоро прибежал назад с двумя полными корзинами нежных сладких фиников, таких свежих, как будто их только что сняли с пальмы. Трое мужчин сидели и ели финики, опустив ноги в воду и восхищаясь чистым потоком и прекрасным летним вечером. Слуга прыгнул в воду и руками поймал большую рыбу. «Поджарь ее, и мы сейчас же ее съедим», — вскричал халиф, находясь в прекрасном расположении духа.

Но прежде чем рыба успела изжариться, Мамун почувствовал себя плохо. Скоро его уже била сильная лихорадка. Его накрыли кучей одеял и зажгли костры, но он не мог согреться. Его пульс бился очень часто, а все тело покрывал пот. Придворные врачи признались, что ничего не могут сделать. Некоторое время халиф лежал с закрытыми глазами.