Чем долее продолжалось Просвещение, тем смешнее становилась сама идея демона. Поэтому XX век представил нам большинство древних мифических сущностей в смешном, гротескном, утрированном виде. Джинн, могучий покровитель стихий, предстал безобидным Хоттабычем, который болеет на футболе, Сатана превратился в такого Валентина Гафта, потому что Воланд, страдающий ревматизмом, мелко обидчивый, склонный к дешевым эффектам, не тянет ни на полновластного Сатану, ни даже на фаустовского Мефистофеля («Из духов отрицанья ты всех мене / Бывал мне в тягость, плут и весельчак»). Даже страшный Мефистофель из сна Ивана Карамазова, который хоть и в клетчатых брюках, но обладает и огромным тайнознанием, и огромным влиянием, предстал сифилитическим бредом в романе Томаса Манна «Доктор Фаустус».

XX век сделал смешными большинство духов, несомненно существующих, видимо, потому, что только в таком виде человек XX века может их воспринять. И потому вполне естественно, что «Карлсон», как всякий удачный литературный проект, породил великое множество толкований. Есть квазиисторическое толкование, которое утверждает, что в образе Карлсона запечатлен Герман Геринг. Появилась даже бредовая совершенно, провокационная статья, что якобы Астрид Линдгрен в 1930-е годы входила в крайне правую партию национал-социалистов. Никогда она ни в какую национал-социалистическую партию не входила, она была ветераном социал-демократической партии, той самой, которая всю жизнь честно боролась за снижение налогов (последняя сказка-памфлет Линдгрен посвящена именно этой теме). Хотя сама эта конспирологическая версия о Геринге как прототипе Карлсона построена изящно.

Еще изящнее версия, что Карлсон является плодом коллективного бреда, наведенной галлюцинацией, и в этом смысле сама трилогия Линдгрен является замечательным описанием массового безумия. Сначала Карлсон является Малышу, одинокому ребенку, который создает себе воображаемого друга (такая же ситуация с Микки Микеранно и Джимми Джиммирино описана в «Лапе-растяпе» у Сэлинджера; да и кто из нас, из одиноких детей, – а все дети одиноки – не выдумывал себе фантастического друга?). Потом Малыш убедил Кристера и Гуниллу в его существовании, потом одинокая, в климактерическом периоде, очень склонная к галлюцинациям фрёкен Бок купилась на его выдумку, а потом уже под ее влиянием и родители. Тем более что впервые родители видят Карлсона на дне рождения Малыша. Естественно, они немного приняли, и вполне легко им представить, что между Кристером, допустим, и Гуниллой сидит, перемазавшись взбитыми сливками, какое-то мифическое существо с пропеллером. Ну а уж про дядю Юлиуса нечего и говорить: это психотик, невротик, да еще у него онемение тела по утрам – ему в определенной стадии нервного возбуждения может привидеться не только Карлсон.