Светлый фон

21 февраляИзбрание земским собором царя Михаила Федоровича

21 февраля Избрание земским собором царя Михаила Федоровича

25 февраляПрисяга царю Михаилу Федоровичу, окончание полномочий земского правительства

25 февраля Присяга царю Михаилу Федоровичу, окончание полномочий земского правительства

МайСоставление «Утвержденной грамоты» об избрании царя Михаила Федоровича

Май Составление «Утвержденной грамоты» об избрании царя Михаила Федоровича

11 июляВенчание на царство Михаила Федоровича

11 июля Венчание на царство Михаила Федоровича

 

«Совет всея земли»

«Совет всея земли»

  течение четырех месяцев — с 26 октября 1612 по 25 февраля 1613 года — власть в Москве оставалась в руках земского правительства во главе с князьями Дмитрием Тимофеевичем Трубецким и Дмитрием Михайловичем Пожарским. Это был переходный период, главным содержанием которого стали выборы нового царя. В те дни, когда действовавший в ополчении «совет всея земли» получил власть в Москве[738], в Речи Посполитой «дозрели» до того, чтобы наконец-то представить юного самодержца Владислава Московскому государству. Сейчас ноябрьский 1612 года поход короля Сигизмунда III вместе с королевичем Владиславом к Смоленску, и далее к Москве, выглядит малообъяснимым. Хотя для едва народившегося земского правительства грядущее столкновение с польско-литовскими отрядами, возглавлявшимися хорошо известными полковниками Александром Зборовским и Андреем Млоцким, не сулило ничего хорошего. Король же действовал так, как будто не было более чем двухлетнего промедления с исполнением договора с гетманом Станиславом Жолкевским о призвании королевича Владислава, а польско-литовский гарнизон по-прежнему удерживал в своих руках столицу. Сигизмунд III слал впереди себя послов, объявить Боярской думе свой приход. Но он опоздал и только зря потратил казну. Дальше Волока королевскому войску двинуться уже не пришлось, несостоявшийся претендент на русский трои вынужден был вернуться домой в Речь Посполитую. Что же заставило короля Сигизмунда III так быстро смириться с потерей выскользнувшей из его рук московской короны?

«Новый летописец» сообщил детали тех событий, как под столицу приехали Адам Жолкевский, князь Данила Мезецкий и Иван Грамотин «зговаривати Москвы, чтобы приняли королевича на царство». О серьезности угрозы свидетельствует описание реакции «всех начальников», которые «быша в великой ужасти». В начавшихся боевых стычках: польско-литовским отрядом был захвачен «в языках» смольнянин Иван Философов. Он, якобы, очень удачно дезинформировал противника: «Москва людна и хлебна, и на то все обещахомся, что всем померети за православную веру, а королевича на царство не имати»[739]. То же самое Философов потом подтвердил и перед самим королем Сигизмундом III в его походной ставке. Это и стало, по мнению летописца, главным аргументом, для отмены дальнейшего похода. Позднее обнаружились фрагменты делопроизводства королевского похода, не подтверждающие эту приукрашенную версию. Иван Философов действительно попал в плен и дал подробные сведения о том, что происходило в Москве после занятия ее войсками земского ополчения. Этот рассказ Ивана Философова убеждал не ловкой ложью, а, наоборот, правдивостью. Польско-литовские полковники плохо понимали, почему посылавшиеся ими в Москву гонцы не возвращались, а русские люди вместо того, чтобы начинать переговоры, вступали в бой. При этом передовые отряды не нашли ничего лучшего, как расположиться в шатрах в знакомых местах в Тушино. Пленник Иван Философов объяснил тем, кто пришел в ноябре 1612 года от короля Сигизмунда III под самую Москву, что у королевича Владислава больше нет шансов на престол. Но лишь по той причине, что его сторонников из числа бояр в столице больше не слушают: «на Москве у бояр, которые вам, господарям, служили, и у лучших людей хотение есть, чтоб просити на господарство вас, великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича, а имянно-де о том говорити не смеют, боясь казаков, а говорят, чтоб обрать на господарство чужеземца, а казаки-де, господари, говорят, чтоб обрать кого из руских бояр, а примеривают Филаретова сына и Воровского Калужского».