И все же допущения, при которых классические экономисты готовы гарантировать свободу, имеют еще более широкий характер. Они обращаются к основному институту общества, к частной собственности. Монополии отвергаются как несовместимые с экономической и социальной системой, исключения допускаются только для колоний, и даже здесь только на переходный период. Что касается законов, принятых во время периода меркантилизма для того, чтобы защитить монополии — «то это законы Дракона, эти законы, можно сказать, написаны кровью».[580] Даже корпорация акционерного капитала отвергается в принципе и разрешается только для четырех видов экономической деятельности: банковского дела, страхования, строительства и навигации каналов и водоснабжение крупных городов.[581] Для глубокой социологической проницательности Адама Смита характерно, что он считает корпорации акционерного капитала законными только потому, что в их действиях инициатива предпринимателя становится ненужной, как только экономическая деятельность сводится к простой рутине.

Механизм классической системы основан поэтому на предположении о большом количестве предпринимателей приблизительно равной силы, свободно конкурирующих друг с другом на основе свободы договора и свободы торговли, предпринимателей, инвестирующих свой капитал и свой труд с целью получения экономических результатов и имеющих предполагаемые экономические риски.

На этой стадии общества свобода договора была на самом деле средством, которое удерживало общество вместе. Договор был тогда формой, через которую собственник осуществлял свою свободу, и это было в то же самое время средство покончить с изоляцией, в которой каждый собственник себя обнаруживал. «Это опосредование, заключающееся в том, что я обладаю собственностью уже не только посредством вещи и моей субъективной воли, а также посредством другой воли и, следовательно, в некоей общей воле, составляет сферу договора».[582] По словам Гегеля, поэтому договор — это форма, в которой общество признает собственность и посредством которого собственники образуют общество.

Для более позднего развития капитализма характерно, что юридические категории свободы договора и свободы торговли полностью оторвались от своего социально-экономического основания, и таким образом юридические категории сделались абсолютными. Свобода договора, посредством которой обеспечивалась свободная конкуренция, стала механизмом, который эту конкуренцию уничтожал. Правовая теория и практика, даже еще больше в Европе, чем в Соединенных Штатах, отделяла юридическое понятие «свободы торговли» от социально-экономических требований. Свобода договора стала средством и обоснованием формирования промышленных объединений, предвещавшим конец свободной конкуренции. Таким же образом свобода торговли выродилась в механизм сохранения экономических привилегий и прерогатив. Ее существование утверждалось даже в тех отраслях промышленности, в которых из-за огромного капитала, вкладываемого в один завод, никто посторонний не мог и надеяться создать конкурирующий бизнес, так как он не мог собрать необходимый капитал. Свобода торговли была извращена до лозунга о защите экономических прерогатив и против государственного вмешательства.