Опять заныло сердце, опять ему стало страшно, что она его так любит. А когда любишь, надо действовать, а в нашем обществе скрываться, отсиживаться надо за оградой. Спрятав записку в боковой карман форменного школьного кителя, Петя вошел в класс.

— Ну что, наговорился, мальчик? — спросила математичка. — Иди тогда к доске и доказывай теорему Виста.

* * *

Первые три урока по классу шло смутное перешептывание, вдали четвертого — литературы. Учителя, кроме математички Акулы, спрашивали вяло. На переменах — разговоры и предположения шли в полный голос. Ходили из кабинета в кабинет, решали задачи, прогоняли прошлогодние билеты, делали опыты, но как-то отрешенно, отстраненно. Да и учителя были встревожены, часто выходили из классов, не дожидаясь звонка, бежали в учительскую, куда таскались подслушивать и Змей, и рыжий Сашка, и будущий золотой медалист Вася Утятников. Для репутации школы это было чудовищное ЧП. Но ясно стало одно, что учителя сами еще ничего не знают и живут слухами, потому что Герца пока в школе нет.

Девочки вели свои пересуды в классе. Ребята толпились в коридоре около подоконника: и Змей, и Кстин и долговязый Юрка Мишин, и Вася Утятников, и рыжий Сашка, и Костя Телков, и Петя, разумеется.

— Кубышка (прозвище директриссы) не захочет дело поднимать!

— Точно. Замять попросят.

— Попросят! Потребуют, милый ты мой.

— А что Пшикалка?

— Когрин с ней в приятелях. Она, если что, и в роно пойдет.

— Не пойдет. Ты что — честь школы!..

— А если помрет?..

— Х-хе, навряд. Желвак пьяный был, слабенький.

— А я Подоляку: знаешь, у онанистов на ладонях волосы растут.

— Ну?

— А он сразу себе в ладонь уставился.

— Баловник ты, Змей!

— Вот тебе и «Гроза»!

— Ты бы, Змей, поведал, что к чему…

— Потише ори. Пока гром не грянул.