— А правда, что евреи всего мира заодно? И хотят всех русских извести?

— А ты думаешь, Адольф совсем уж дурак был?

— У него Штирлиц главным советчиком находился!

— Кончайте, пацаны, эти шутки!

— А что было-то на самом деле? Змей, не томи!

— Да с Зойкой, шалавой, трахался, потом портвею жахнул. А та и возьмись Герца поливать: он ей недавно двойку вкатил да еще и прищучил. А Желвак и без того этот народец недолюбливает. Херово Желватычу придется. Герц, бля, все про справедливость толковал. Как чуяло его сердечко! Теперь Желватычу — колония, как пить дать! Если мелким хулиганством не признают. Или Герц заявление не заберет.

— Свободно, что и заберет!

— Кубышка уговорить сможет.

— А то и Пшикалка.

— Ну нет, ты что!

— Мишин дело говорит! Честь школы, блин, превыше всего!

— Чтой-то у вас, братцы, обличье человеческое истеряно. О пролитой кровушке даже и не подумали.

— На эту кровушку думальщиков и без нас хватит.

— Теперь вот русскую кровушку попьют!

— А правда, что папаня его вечный двигатель мастерил, перпету-мобиль искал?

Такие разговорчики, пересыпанные цитатками и словечками из «Грозы» (умел все же Герц заставить читать тексты!), велись у подоконника. Все в общем-то знали, что Герц — еврей, но пока ему симпатизировали, он считался за латыша. Теперь же, выступив на защиту кореша, вдруг обнаружили в Герце основной грех, основную вину — еврейство! Этого и боялся Петя, что его когда-нибудь так обнаружат. Тогда, казалось ему, не будет ему пощады: бить, конечно, не будут, но жизнь отравят. Зря что ли знакомые пацаны Змея на Пушкинской площади день рождения Гитлера праздновали!

Меж тем девицы во главе с хорошисткой Таней Бомкиной подвергли остракизму Зойку Туманову. Та ходила заплаканная, с красной, уродливой физиономией. Таня говорила, что все они должны быть откровенны, правдивы и не бояться осуждать других людей, что сейчас перед ними задача — осудить Зойку, как подругу Желватова. А потом самого Желватова. Надо заклеймить его перед классом, прежде, чем брать на поруки и обещать, что он исправится и больше так не будет. Отколовшийся от ребят низенький и плюгавый онанист Сева Подоляк, чувствовавший себя увереннее рядом с комсоргом класса Таней Бомкиной, сказал:

— Считаю, что надо провести комсомольское собрание. Нам следует быть принципиальными и что-то решить.