Если официальная королевская пропаганда апеллировала прежде всего к вассальной верности и патриотизму англичан, то «общественное мнение» ориентировалось скорее на частные интересы и чаяния подданных английской короны. Естественно, для каждого из участников войны существовали различные индивидуальные мотивы, вынуждавшие браться за оружие. Диапазон этих персональных задач был достаточно широк: от стремления к личной славе или страха запятнать честь рыцаря до меркантильного желания поправить свое благосостояние за счет грабежа вражеской территории. Последнее обстоятельство в первую очередь касалось англо-французского конфликта: за годы Столетней войны в английском обществе возникло устойчивое представление о том, что войны во Франции сулят каждому англичанину в частности и Английскому королевству в целом материальное благополучие и процветание. Уже на первом этапе войны в Англии возник миф об удачливых простолюдинах, стяжавших в боях не только почет и славу, но также титулы и богатство. По свидетельству историографов, многие молодые люди мечтали повторить карьеру прославленных наемников — Роберта Ноллиса, Джона Хоквуда, Хью Кавли.

Между тем, сколь бы активно ни муссировалась в обществе идея войны как залога процветания англичан, подобные мотивы никогда не могли попасть в официальные, исходящие от двора документы. На каждом этапе любого конфликта английская корона неизменно подчеркивала, что война является всего лишь средством достижения мира. В религиозном сознании людей Средневековья не существовало однозначного противопоставления благ мира горестям войны: нарушение божественного закона и утвержденной через него справедливости трактовалось как нарушение мира и требовало возмещения, пусть даже ценой войны. Без восстановления попранного права мир терял свою ценность и осуждался так же, как и несправедливая корыстная война. Тема порицания любого мира с врагами до полного восстановления нарушенной справедливости была одним из важнейших мотивов английской политической и исторической литературы. Решительному осуждению со стороны приверженцев войны подвергались не только позорный мир с Шотландией 1328 г. или перемирие с Францией 1347 г., но и мир в Бретиньи 1360 г., традиционно трактуемый в историографии как успех английской дипломатии. Только полное восстановление нарушенного права заслуживало заключение мира. Вполне логично, что единственным достойным миром, который английские короли смогли подписать с французами, считался договор в Труа 1420 г., по которому Генрих V провозглашался наследником и регентом французской короны. Примечательно, что после заключения этого договора английский парламент практически перестал финансировать военные кампании во Франции, полагая долг английских подданных перед своим государем выполненным и перекладывая заботы по подавлению «мятежей» на континенте на самих французов.