Развив предложенную «Неннием» краткую версию истории бриттов, Гальфрид предложил соотечественникам то, чего у них раньше не было, — знание о древнейшей истории острова. Отсутствия противоречий с текстами уважаемых предшественников было достаточно для того, чтобы счесть правдоподобными все его рассказы о старых временах. Желание поверить в достоверность единственной версии древней истории подогревалось тем, что предложенный Гальфридом вариант был весьма лестным для англичан, «присвоивших» себе легендарных предков бриттов, являвшихся одним из самых благородных и могущественных народов. Никто из хронистов, многие из которых педантично сопоставляли даты правления древних королей бриттов со временем правления иудейских царей или римских императоров, не обратил внимания на какие-то несоответствия и ошибки в тексте Гальфрида. Напротив, сюжет о короле Артуре из-за того, что средневековой хронистике была присуща высокая степень веры в непогрешимость авторитета (в данном случае — Тильды, и особенно — Беды), находил свое место в трудах писавших после Гальфрида историков с серьезным сопротивлением. На протяжении нескольких столетий каждый автор был вынужден самостоятельно решать, следует ли, и если да, то в каком объеме включать увлекательный и лестный для англичан, но не подтвержденный серьезными авторитетами рассказ об одном из древнейших героев острова в корпус знания, достойный именоваться «историей». В этом смысле опыт включения повествования об Артуре в средневековый английский историографический канон весьма показателен не только для изучения средневекового историописания, но и для размышлений о национальном самосознании. Англичане эпохи классического и позднего Средневековья, так же как их современные потомки, «присвоили» историю покоренных ими бриттов (как, впрочем, и покоривших их нормандцев), сделав ее частью собственной древней истории — преданиями о своем народе.

Скорее всего, современники Гальфрида не воспринимали «Историю бриттов» в качестве древней истории «своего» народа. Изначальную популярность текста Гальфрида разумнее объяснять другими факторами (соответствием эстетическим вкусам эпохи, интересом к приключениям и т. п.). Многомерный и разносторонний процесс «освоения» и «присвоения» истории бриттов историками и элитами Англии был более сложным и постепенным. К началу XIV в. формируется осознание единой истории, определенное место в которой занимали и бритты, и англосаксы, и рыцари Вильгельма Завоевателя. С этого времени актуализируется тенденция понимания повествования о прошлом Англии как истории территории (страны), в то время как этническая (или квазиэтническая) история отступает (хотя, конечно, не полностью), перестает быть структурообразующим элементом исторического дискурса (в отличие от более раннего периода). Этот процесс генезиса единой истории происходит параллельно в хронологическом и взаимосвязано в фактическом аспекте с оформлением «национального» мышления, которое столь ярко проявилось в восприятии Столетней войны как войны национальной. Возможно, именно синтетичность категории «национального» позволяет объединить в воображаемом прошлом многочисленные разнородные элементы. Правда, викингам не нашлось места в этой общей истории — в отличие от всех остальных они всегда воспринимались (и до сих пор воспринимаются) как чужеродный элемент. Возможно, такое отношение к викингам объясняется тем, что они не стали государствообразующим элементом, что еще раз подчеркивает связь ментального процесса выстраивания единой истории с политическим (социальным) процессом оформления «национального» государства.