Во время ”большой акции” женщины, которых отправляли на Умшлагплац для депортации, брали с собой шелковые одеяла и перины, но оказалось, что тащить их тяжело. Поэтому они их вспарывали на крышах, вытряхивали пух и перья и брали с собой только ткань, надеясь чем-нибудь набить по приезде на место. На некоторых крышах пуху особенно много и когда дует ветер, кажется, будто идет снег.

Мы полагаем, что нас здесь осталось тысяч сорок. Несколько тысяч на швейном комбинате и на щеточной фабрике. Примерно тысяча из нас имеет персональное ”правожительство” (почему — мы не знаем), а большинство — ”дикари”. Гетто превратилось в подземный город с лабиринтами туннелей, тайных убежищ, подвалов, вырытых под уже существовавшими подвалами. Полиция и украинские ”соловьи” разрушили пустые дома, чтобы в них нельзя было жить.

Мы полностью отрезаны от малого гетто, из которого евреев выселили с год назад, а деревоотделочную фабрику закрыли. В бывшем малом гетто снова селятся поляки и ссорятся между собой из-за красивых домов на Сенной и Слиской. Эти дома достаются им бесплатно: депортированным платить не надо!

Этой зимой мы старались устроить главных наших активистов на арийской стороне. Давид Земба с семьей неохотно покинул гетто, но я слышал, что он живет в Варшаве и уезжать из страны не собирается. Шестерых из тех детей, что спаслись из приюта на Низкой и жили в подвале на Милой, 18, нам удалось устроить в францисканский монастырь на Лаской.