Слышались проклятия и ругань разъяренных преследователей, свистки. Во дворе нашли какого-то еврея, спрятавшегося в канализационном люке.

На крышу поднялись еще солдаты.

”Ваши люди проверили эту крышу? Евреи часто прячутся на крышах”, — донеслось до них.

Стучали молотки, осыпалась разбитая черепица, трещали старые балки. Вольф беззвучно заплакал. С каждым новым ударом по крыше враг приближался к карнизу.

Андрей думал только об одном: когда молоток разобьет черепицу над ним, он выпустит всю обойму в их рожи.

Спокойнее всех был Шимон. ”Будь, что будет, — говорил он себе, — какая разница”. Его родители, сестра, брат — все погибли. За те годы, что он создавал рабочий сионизм, он усвоил: когда пересыхает источник идеализма, нужно спокойно принимать действительность такой, какова она есть. Теперь наступает конец. Ни одного дорогого существа рядом. Жениться не пришлось. Чтобы быть женой сионистского вожака, нужно быть такой женщиной, как Сильвия Бран-дель. У него не было даже подруги. Он завидовал Андрею. Шимон был обручен только с сионизмом.

Привязавшись ремнями, немцы спустились по скату крыши. Андрей молился, держа палец на курке. ”Надежда лишь на то, что мы слишком близко к краю, — подумал он, — и сюда они не дойдут”.

Прошел час, потом два, потом три.

Наконец удары молотка над ними и под ними прекратились.

Только теперь, когда спало нервное напряжение, они по-настоящему почувствовали физическую боль. Руки и ноги затекли. Осторожно, по очереди, они меняли позы, растирали занемевшее тело себе и друг другу.

Нужно было все делать бесшумно: украинцы еще оставались на крыше, а на улице продолжалась облава.

Вольф мысленно играл в шахматы. Фигуры стояли на невообразимо красивой доске. Черные были из золота, а белые — из слоновой кости. И все украшены различными драгоценными камнями. Ход пешкой. Нет, слоном. Он старался думать хорошенько. Но доска вдруг превратилась в пыльную планку от забора. ”Рахель... Нельзя о ней — я заплачу”.

Андрей облизнул губы. ”Еда! Ого, сколько! Дебора, зачем ты столько наготовила? Совсем, как мама. Гефилте фиш[69] замечательная”.

Андрей принюхался. Он медленно выходил из забытья. Пахнет дымом. Кирпичная труба рядом с ним нагревалась. Работа немцев. В гетто многие трубы скрывали вход в потайные помещения. Немцы разводили огонь и выкуривали прятавшихся евреев. Вскоре и их убежище превратилось в душную печь. Они обливались потом. Стало невыносимо жарко. Клубы дыма просачивались через известку. Андрей задыхался. Он повернул голову к щели, чтобы глотнуть свежего воздуха.