Зауэр достал из ящика кусочек печенья и дал собаке.
— Увидеть их нельзя, — сказал он.
— Почему?
— Они умерли. Мы старались заставить их заговорить. А вчера бросили на растерзание собакам. Вот, вот печенье, Фрицци, ешь, милый.
— Шимон, скорей сюда!
Шимон бросился в темный проход. Алекс отодвинул занавеску в закутке рабби Соломона. Последний оставшийся в гетто доктор склонился над вытянувшимся телом старика. Кожа да кости. Исхудавшие пальцы сжимают свиток Торы.
Шимон поднял невесомое тело рабби Соломона, положил на койку, закрыл ему глаза и вопросительно посмотрел на доктора.
— Не спрашивайте, отчего, — сказал тот. — Старость, нехватка воздуха, горе...
— Вчера вечером он мне сказал, что сегодня умрет, — произнес Алекс.
— Бойцы! Наверх! Мы идем в наступление! — повернувшись, крикнул Шимон в проход.
— Наверх! — понеслось по всем отсекам, и в тот же миг в ”Хелмно” раздался дикий крик и грохот взрыва: взорвались хранившиеся там боеприпасы. Взрывной волной тело Шлосберга выбросило в проход.
— Немцы!
Шимон бросился через толпу остолбеневших людей к углу прохода. В бункере поднялась паника. Шимон проложил себе дорогу в ”Белжец”, где еще находилась половина бойцов. Ослепительный свет сверкнул в потайном выходе на Купецкую.
— Юден, раус! — раздалась команда на другом конце туннеля.
Шимон помчался по проходу в ”Аушвиц”. Свет проникал сюда и с Мурановской площади.
Кричащая, стонущая, затравленная толпа людей, ломая все на своем пути, металась по проходам. Шимон и его бойцы пустили в ход приклады, чтобы заставить их отхлынуть и замолчать. Шимона прижали к стене. С десяток обезумевших людей выскочили из отсека ”Аушвиц” в туннель.
— Сдаемся! — закричали они.
Немецкие автоматы уложили их тут же на месте.
Шимон пробился к отсеку ”Майданек”, где десять бойцов загородили выход, чтобы дети не могли выскочить оттуда.