Пока что проделаем небольшое исследование, далеко не охватывающее всех мемуаров, но одновременно выходящее за их пределы:

1. Раскроем одну главу записок Беннигсена — письмо об убийстве Павла.

2. Рядом с ним положим шесть записей, сделанных со слов Беннигсена другими лицами: подробную заметку генерала Ланжерона, составленную, по его словам, сразу же после беседы в 1804 г., рассказ Беннигсена генералу Кайсарову, записанный Воейковым (1812), строки Адама Чарторыйского, Августа Коцебу, лейб-медика Гриве, племянника Беннигсена фон Веделя.

Записи, сделанные не в одно время, но об одном времени и со слов одного человека.

Пусть же говорит сам Беннигсен в письме, пролежавшем целое столетие, пусть говорит, но помнит, что он открылся нескольким конфидентам^[184].

Итак, 11 марта он встречает Зубова на Невском, который приглашает в гости. «Я согласился, еще не подозревая, о чем может быть речь, тем более, что я собирался на другой день выехать из Петербурга в свое имение в Литве. Вот почему я перед обедом отправился к графу Палену просить у него, как у военного губернатора, необходимого мне паспорта на выезд. Он отвечал мне: „Да отложите свой отъезд, мы еще послужим вместе“ — и добавил: „Князь Зубов скажет вам остальное“. Я заметил, что он все время был смущен и взволнован. Так как мы были связаны дружбой издавна, то я впоследствии очень удивился, что он не сказал мне о том, что должно было случиться»…

Итак, всего за несколько часов до дела генерал «ничего не подозревал». Однако Беннигсену возражает Беннигсен (в изложении Воейкова): «Имея дело в Сенате, тяжебное дело, я просился в Петербург в отпуск, мне было отказано, вместе с отказом я получил письмо от гр. Палена, в котором он как С.-Петерб. воен. губернатор и сильный человек при императоре приглашал меня тайно приехать в столицу, на короткий срок, для устройства дел моих.

Вместе с этим письмом прислал он мне и паспорт на проезд в С.-Петербург.

Тяжба моя была нешуточная; я поскакал, явился к графу Палену, получил от него билет на проживание под именем поверенного генерала Беннигсена, он взял с меня слово не показываться ни в какие публичные места до разрешения моего дела, которое обещал мне исходатайствовать у государя.

Таким образом, жил я, выходя только к сенатскому секретарю и обер-секретарю, производившему мое дело. Это происходило в феврале».

Как видим, контакты «второго рассказчика» с графом Паленом отнюдь не случайны, как выходит из первого рассказа; некий тайный умысел вождя заговора в отношении Беннигсена очевиден. Кто же из двух Беннигсенов прав?