Хорошо зная манеру Леонтия Леонтьевича писать «как бы Фоку», зная его умение представлять царю самые туманные сюжеты в нужном свете, сильно подозреваем, что и этот документ попал на глаза высочайшей особе задолго до смерти генерала…

Повторим высказанное раньше подозрение, что письмо отсутствовало в архиве Фоков, потому что туда не попадало. Если это так, то перед нами военный маневр, не менее искусный, чем в битве при Эйлау.

Многоопытный Коцебу, видя собственными глазами, как императрица-мать, ненавидевшая Беннигсена, тем не менее «опиралась на его руку, когда сходила с лестницы», восклицает: «Этот человек обладает непостижимым искусством представлять почти невинным свое участие в заговоре!»

Разумеется, сам Беннигсен не пропускает в письме к Фоку столь важного и реабилитирующего момента, как шествие под руку с императрицей: через несколько часов после гибели Павла «императрица просила меня подать ей руку, спуститься с лестницы и довести ее до кареты».

Еще одно сведение для полноты картины: известная мемуаристка графиня Потоцкая, в беседе с которой Беннигсен не стеснялся, запомнила, что «генерал рассказывал об ужасной сцене, не испытывая ни малейшего смущения… он считал себя совершенным Брутом»^[185].

Воспоминания, записанные со слов главного руководителя заговора Палена, не оставляют сомнений насчет выдающейся роли Беннигсена.

Может быть, лучше других оценила воспоминания мужа его последняя супруга, имевшая, как рассказывали, обыкновение неожиданно вбегать к генералу с криком: «Новости! Новости!» — «Какие?» — «Император Павел убит!..»

Эпилог

Записки человека о своем времени. Они могут нравиться, не нравиться; мы можем сделать прошлому выговор, возмутиться им, но никак не можем сделать одного: отменить то, что было…

Можно, конечно, умолчать о неприятных фактах, воспоминаниях, однако умолчание — это мина под тем, что произнесено; мина, грозящая взорвать то, что рассказано.

Надо ли объяснять, что рассказы Беннигсена в своем роде очень типичны, к тому же они позволяют искать и таинственные записки, принадлежавшие другим авторам: например, уяснить, как мало сообщили потомкам главные деятели 11 марта 1801 г., события, названного Герценом «энергическим протестом… не довольно оцененным».

Наконец, положив рядом очевидные страницы мемуаров-писем Беннигсена, — тут же угадываем смутные контуры их невидимых частей.

Где семь томов Журнала, ведущегося с 1763 г.?

Где ответы Фока на письма Беннигсена?

Где разные письма Беннигсена к родным и родных к нему: письма, особенно интересные в те периоды, когда каждая мелочь может многое объяснить?