– Зачем, внучок?

– Как зачем? – опешил я. – Космонавт Леонов в космос вышел, а ты вместо подписи крестик ставишь!

– Почему крестик? За пенсию я всегда сама расписываюсь. Меня еще Илья Васильевич, царствие ему небесное, выучил.

– А читать?

– Не успел. Потом Лида с Валей приставали, буквы показывали, да без толку. Если Господь памяти хорошей не дал, где же ее взять?

– Бог тут ни при чем! Давай еще раз попробуем! Станешь грамотной, будешь газеты и книги читать!

– Газеты мне Жоржик читает, а книжки по радио каждый день передают. Я носочек тебе вяжу и слушаю… Ну-ка, Юрочка, отойди, кекс посмотрю, не пригорел бы!

Зато бабушка Аня, услыхав мое предложение, аж подпрыгнула от радости:

– Ой, давай, давай!

– Мам, не смеши народ! – насупилась тетя Клава.

Но старушка, нацепив на нос мутные очки, уже рассматривала принесенный букварь.

– Глянь, козлик ну точно как у нас в Деменщине был. Яшкой звали. Я же так в школу хотела пойти, плакала, просилась… А как от хозяйства отлучишься? Мать с утра до ночи в поле, у соседа батрачила, весь дом с младшими на мне… А зимой – одни валенки на троих, по снегу босиком за семь верст не добежишь!

– Как это – одни валенки?

– Да вот так…

– И как же вы жили?

– Хорошо жили. Корова была, козы, куры… А в лаптях все, кроме старосты, почитай, ходили.

– А после революции?

– После революции другое дело! Как с голоду припухли, в Москву подались. Когда я на заводе работала, звали меня в школу. А тут сначала Мишка, потом и Клавка родились. Куда там учиться! Да еще Тимофея Дмитриевича, сердечного, трамвай зарезал…

– Как?

– А вот так: он же в деревне привык спьяну куражиться – ляжет посреди села, песни горланит, а телеги его объезжают со всем уважением. Драчун был тот еще! Как наши парни с фабричными стенка на стенку сходились, его всегда наперед выставляли. Разбаловался. А у трамвая рельсы – вот и не объехал…