– Значит, говоришь, твоя очередь? – уточнила мастерица, смерив меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Моя.
– Тогда пошли, модник! Курточку сними. На крючок повесь. Не бойся – не украдут. Авоську свою туда же. В Сухуме брали?
– Ага.
Она усадила меня в кресло, похожее на зубоврачебное, и чуть опустила подставку для ног, очевидно, до меня стригся какой-то малолетний карапет. На полированной полке перед креслом были разложены инструменты: железные расчески с зубьями разной частоты, ножницы трех видов, опасная бритва и лохматый помазок, совсем неуместный в детской парикмахерской. Отдельно стоял пузырек, обмотанный резиновой трубкой с «грушей» на конце. Казалось, этот оранжевый удавчик уже проглотил один пузатый флакон с одеколоном и теперь обвился вокруг второго, чтобы сожрать и его. Сбоку, на стене, висела крупная фотография по-взрослому причесанного мальчика (такие поют по телевизору в детском хоре), а рядом – треугольный вымпел с золотой бахромой – «За победу в социалистическом соревновании».
В большом овальном зеркале я увидел себя, лохматого, испуганного, в глупой абстрактной рубахе – и затосковал. С малых лет, едва сажусь в парикмахерское кресло, меня охватывает чувство какой-то беспомощной покорности, ибо еще никогда стрижка ничем хорошим не заканчивалось. Наоборот, сбывались самые мрачные предчувствия. Не зря же ни один нормальный человек не спросит: «Где стригся?» Нет, он поинтересуется: «Где же это тебя так оболванили?»
Лукавая Лида обычно уверяет, будто я посвежел и стал похож на «хорошего мальчика». В крайнем случае, когда уж совсем обкорнают, она вздохнет: «Веселенькая прическа получилась…» Но стричься все равно надо. Я же не Робинзон Крузо, чтобы ходить косматым. Даже граф Монте-Кристо, едва сбежав из замка Иф, еще не выкопав клад, сразу постригся и сбрил бороду…
– Не бойся, – успокоила парикмахерша, заметив мое горькое томление. – Больно не будет!
– Я и не боюсь.
– Вижу. Чик-чик, и всё! – она накинула мне на плечи видавшую виды простынку и взъерошила мои волосы. – Как будем стричься? Опять «под скобку»? А может, пофасоним? Ты паренек модный! Хочешь так же? – мастерица показала на фотографию хорового мальчика.
– Нет, под полубокс.
– Тебе не пойдет!
– Так надо…
– Боксер, что ли?
– Угу.
– У нас тут, в церкви, тренируешься? – Она железной расческой, больно дергая, стала распрямлять мои волосы, которые в последнее время начали виться.
– Угу… – морщась, соврал я. – Второй юношеский.
– Хорошее дело! Мужчина должен уметь постоять за себя. Хулиганья у нас тут развелось. Домой с работы идешь и оглядываешься.