Да, отец, похоже, прав, думал Азаров, чутье его редко подводит. Или большой опыт, которого могло бы хватить на несколько человек. Эти смерти, о которых он говорил, действительно выглядят подозрительно. А главное они образуют некую последовательную цепь событий. Неужели эта преступная власть пошла на совершение таких чудовищных преступлений? Он сам много раз предупреждал на своем канале, что однажды она встанет на путь уничтожения своих противников. Но, если быть честным, с его стороны это была больше пропаганда. Сам же не очень верил в реальность подобного развития событий; уж слишком невероятными, омерзительными они представлялись. Должны же быть хоть какие-то моральные тормоза даже у негодяев. С другой стороны, откуда он может знать — должны они быть или нет? Это ему так кажется, а вот у них совсем иные представления о том, что можно, а что нельзя. Безгранична власть, гигантские деньги для них куда важней морали и совести. Неограниченные возможности все иметь, что только можно иметь, блокируют лучшие качества в человеке, заставляют обо всем забывать, соглашаться на самые подлые деяния. И если надо кого-то убить для сохранения подобных привилегий, они легко идут на такие преступления.

Но в таком случае, что ему делать, как поступить? Не может же он запереться в комнате и никуда не выходить. И что о нем подумают окружающие. В голове сразу же зазвучало имя Соланж. Азаров невольно вздохнул: по большому счету ему довольно безразлично, как отнесутся к его затворничеству все, кто находится в доме, за исключением француженки. Она может начать его презирать, считать трусом. А Святослав не упустит возможность укрепить ее в этом мнении.

В таком случае, как ему, Азарову, поступить? Самое плохое во всей этой ситуации то, что он и представить не в состоянии, откуда способна прийти опасность. Она может произойти с любой стороны. Безвылазно сидя в комнате, он, конечно, существенно снижает уровень угрозы в отношении себя, но ведь это тоже не жизнь. Он постоянно хочет ее видеть, общаться с ней, прикасаться к ее телу… Давно ничего подобного с ним не происходило, он оказался застигнутым врасплох этим мощным наплывом чувств и желаний.

После расставания с Юлией он пребывал в уверенности, что ничего подобного в ближайшее время с ним не случится, что у него появился иммунитет от подобных чувств. И тем самым он может безраздельно посвятить себя тому делу, который он избрал в качестве главного в своей жизни. А оказалось, что все обстоит не совсем так. Невозможно оградить себя от проявления того, что составляет саму человеческую суть. Она всегда сильней всех наших планов, всегда найдет способ просочиться в сознании или душу и подчинить их себе. И ему сейчас совершенно не хочется отказываться от того, что постоянно наплывает на него, что заставляет биться сердце и делаться счастливым. Борьба борьбой, но любовь никто отменить не в состоянии, нет ничего сильней ее. И не случайно, когда ушла жена, он вдруг поймал себя на том, что ему уже не так сильно хочется заниматься своим делом, оно уже так его не поглощает. Он тогда постарался замуровать в себе эти ощущения, он не мог себе позволить дать им собой овладеть. Ведь на него смотрят, ему верят его ближайшие соратники, которые доверились ему и пошли за ним, тысячи, десятки тысяч людей по всей стране. Конечно, он не давал клятву в том, что не свернет с выбранного пути, но это как бы само собой подразумевалось. Иначе, какой смысл в этом смертельном противостоянии, в этом отказе от многих привычных радостей, от комфортного и безопасного существования. Ведь он нередко ломал себя, заставлял делать то, к чему не всегда лежало сердце. Большая цель требует от человека и большого самопожертвования, повторял он в такие минуты себе. Это самовнушение помогало, но не всегда и не до конца, было нечто такое, что не позволяло отдаться своей миссии полностью. И это сильно мешало жить.