Похороны Ши Дисиня были далеко не такими, как у Ли Цишэна и Чжао Додо. Дело в том, что род Ши не относился к значительным семьям Валичжэня, и людей в роду оставалось очень мало. Но тут опять проявилась присущая валичжэньцам склонность приходить на помощь, и почти каждый двор прислал кого-то помочь с похоронами, поднёс ритуальную бумагу и благовония. Весть о том, что старый чудак умер на руках у Суй Бучжао, быстро разнеслась по улицам и проулкам. В день похорон многие видели, как он носился туда-сюда. Позвал Баопу и Ханьчжан и велел поклониться старому чудаку. Люди прищёлкивали языком в восхищении и говорили, что Суй Бучжао не из злопамятных. Поначалу могилу стали рыть довольно близко от могилы Ли Цишэна, но семья Ли решительно воспротивилась, сказав, что старый чудак был редким упрямцем и ему не место рядом с Ли Цишэном. После продолжительных препирательств выбрали другое место. В день похорон Суй Бучжао проплакал в одиночку на могиле Суй Инчжи до вечера и вернулся, пошатываясь, лишь когда стемнело. В тот вечер он напился в магазине урождённой Ван, а потом пошёл бродить по улицам. Маленькие ножки то и дело заплетались, он падал и, поднимаясь, ругался на чём свет стоит. Он называл жителей неблагодарными тварями, позабывшими предков, позабывшими старый корабль, позабывшими дядюшку Чжэн Хэ. Отругавшись, принялся горланить матросские песенки, и все поражались, как такие пронзительные звуки могут исходить от такого почтенного старика. Многие, встревожившись, выходили из ворот посмотреть на него. Его не раз видели пьяным и слышали, как он горланил, но ни разу он не орал так громко, и это впечатляло.

— Хорошо поёт дедушка Суй, — говорили дети.

— Это он горланит, а не поёт, — отвечали взрослые.

С выступившей в уголках губ белой пеной он тыкал в людей по обе стороны улицы и орал:

— И почему вы не выходите в море? Почему?

Народ испуганно переглядывался. А Суй Бучжао надрывался:

— Никуда вы не годитесь, мать вашу. Такие крепкие и здоровенные, а расселись здесь чинно на улице, только предков позорите! А ну быстро на борт, вода в Луцинхэ прибывает, ветер и течение то, что надо. Дядюшка Чжэн Хэ на корабле уже отправился… Ахэй-лайцзай, хо-хо! — И продолжал браниться, кричать и падать. Узнав об этом, за ним пришёл Баопу, и Суй Бучжао дыхнул на племянника перегаром: — Мы тоже на борт?

— На борт, на борт, — с серьёзным видом кивнул тот. Все вокруг расхохотались.

Поддерживая дядюшку, Баопу повёл его домой, по дороге все провожали их взглядами. Дома он положил старика на кан и налил ему воды. Баопу понимал, что на этот раз старик напился основательно, знал он и то, что потчевать вином урождённая Ван всегда была мастерица. Он хотел, чтобы дядюшка лёг отдохнуть, но тот, схватив его за полу одежды, попросил остаться и поговорить с ним. Баопу ничего не оставалось, как сесть. Суй Бучжао лежал лицом вверх, почти закрыв глаза: