К у н и ц ы н. А если без начальства, то о чем бы писали?

П у ш к и н. Лучше пустая легкость французов, нежели фальшивая напыщенность иных наших стихоплетов.

К у н и ц ы н. Ого! Ну, коли так, то вам бы надобно знать, что написал один из почитаемых вами поэтов. Пока поруган врагами древний город моих отцов, — кажется, он так написал, — пока на поле чести решается судьба моей родины…

П у ш к и н (закусил губу). Знаю. Это Батюшков.

К у н и ц ы н. Да, Батюшков. И он ненамного вас старше. (Отошел от Пушкина.) Продолжим наши мысли. Вот непреложный ход истории. Вторжение Бонапарта вызвало народную бурю, бедствия громадные, но я верю в очистительную силу этой бури! Народ встал на защиту своего отечества! Недавно в «Ведомостях» я прочитал про крестьянина, который попал в плен, и французы положили клеймо на его руку. Он спросил, для чего его заклеймили? Ему ответили — в знак вступления на службу Бонапарту. Тогда крестьянин выхватил из-за пояса топор и отсек себе клейменую руку.

П у ш к и н. Отсек?

К у н и ц ы н. Это не единственный случай. Вся Россия дышит подвигом!

Вбегает доктор  П е ш е л ь.

П е ш е л ь. Где эконом Эйлер? Где эконом Камаращ? Жулики!

К у н и ц ы н. Что случилось, Франц Осипович?!

П е ш е л ь. Недодадено! Булок недодадено! Кто следит за рационом? Я слежу за рационом, я отвечаю! А кругом воруют, разворовывают! Ах, лиходеи! Кому война, а кому раздолье карманы набивать! Александр Петрович, вот уже и сил нет! Прошу прощения, что ворвался, но что же делать?

К ю х е л ь б е к е р (громоподобно). Колесовать, повесить, расстрелять!

П е ш е л ь. Ах, боже мой! Ведь на глазах моих воруют! (Убежал.)