В о л к о в и ч. Кури.
Ш е в ч и к. Ого. Папиросы высшего сорта. Лаферм.
В о л к о в и ч. Кури, кури. И знаешь, кому надо передать эти билетики?
Ш е в ч и к (поперхнувшись от дыма). Право, не знаю.
(поперхнувшись от дыма)
В о л к о в и ч. Красота! Бывшему офицерью из артдивизиона. Знаешь таких?
Ш е в ч и к. Ага.
В о л к о в и ч. Ну вот и договорились. Кроме того, тебе придется самому заглянуть в театр и переписать точно, кто из них был. Ясно?
Шевчик рывком затянулся и тут же закашлялся до слез.
Шевчик рывком затянулся и тут же закашлялся до слез.
Да-а, курить ты не мастак. (В задумчивости покачивается на носках, зажав папиросу в углу рта и пуская кольца дыма.) Странное дело… В общем, сидели когда-то рядком за партой три неразлучных мушкетера — Сережка, Миша Яловкин, я… И вот… Смешно мне с ними. Как были гимназистами, так и остались гимназистами. Да не пыжься ты, брось папироску, пока не стошнил.
(В задумчивости покачивается на носках, зажав папиросу в углу рта и пуская кольца дыма.)
Ш е в ч и к (с облегчением отплевываясь в носовой платок). Ты, Мить, молодец, курил еще до революции.
(с облегчением отплевываясь в носовой платок)
В о л к о в и ч. С третьего класса. А гимназии, между прочим, уже давно нет.
Ш е в ч и к (уныло). Нету, Митя. Школа второй ступени.
(уныло)
В о л к о в и ч. Малинников по-прежнему витийствует?