С е р е ж а (почти шепотом). Я люблю девушку. Это не ерунда.

К р у м и н ь (буркнул). Ладно, ладно… (Перелистал бумаги.) И ведь что оказывается? Оказывается, мне все известно. Оказывается, ни одной новой странички заполнять не надо. Без лишних разговоров все чудовищно ясно. Ужасно ясно! (Пододвинул к Сереже бумагу.) Подпишите. (Грубо.) Прочитай сначала, что подписываешь.

Сережа читает.

Опять играют этот чертов вальс. Или он мне чудится?.. Если бы вы знали, что в эту проклятую ночь, в Загородном, я мог собственноручно размозжить ему голову рукояткой револьвера, потому что одна мысль была как молния: он убил Митю!.. Вот тут и тут подпишите… Да, мог! И уж не знаю, как сдержался. Что вы на меня смотрите? Подписали?

С е р е ж а. Подписал.

К р у м и н ь. Еще тут: «Зачеркнутому верить».

С е р е ж а. А что тут зачеркнуто?

К р у м и н ь. То, что вносит путаницу. Все эти ваши заявления, что признаете себя виновным.

С е р е ж а. Если бы я не осудил себя, я был бы подлец.

К р у м и н ь. Оставим переживания. Вы не дурак и прекрасно понимаете, что дело Яловкина и без того плохо.

С е р е ж а. Да.

К р у м и н ь. Очень плохо. Невольно задумаешься, как доказать, что все это — мальчишество и идиотство.