– Хорошо. Что-нибудь еще?

В витрине за стеклом выставлены пирожные, пирожки и булочки разных форм и размеров. При одном взгляде на них у меня начинают течь слюнки.

– И пожалуй, что-нибудь из сладкого. – Я с улыбкой показываю официантке на завитушку из теста, присыпанную светлыми лепестками тонко нарезанных миндальных орехов, с чем-то восхитительно вкусным и сладким в середине. – А сколько это будет стоить? – спрашиваю я, надеясь, что ничего не напутала с английской грамматикой.

– Не волнуйтесь. Садитесь, я все принесу. Расплатиться можно потом, когда закончите. – Она кивком указывает на столики.

Конечно, есть что-то вскоре после завтрака – значит потакать себе. Но, несмотря на то что годы лишений остались далеко позади, я все равно не могу устоять перед искушением побаловать себя лишний раз. Вдруг другого уже не будет.

К тому же так быстрее пройдет время.

– Спасибо. Вы очень добры, – говорю я.

Официантка отвечает мне теплой улыбкой. Ни кто из посетителей даже не поворачивает головы в наш у сторону. Мой немецкий акцент никого, похоже, не смущает.

А вот это уже глупость. Кого он тут должен смущать? Война закончилась полвека тому назад. Те двое у окна слишком молоды, чтобы знать о ней что-то. Мужчина с газетой, правда, может быть, помнит. Я разглядываю его профиль, пока он сидит, погруженный в газету. А вот я до сих пор вздрагиваю, когда слышу русский акцент. Как ни стараюсь, не могу изгнать из памяти все, чему они подвергали нас в те годы. Кто-то, может быть, удивится, почему я позволяла этой солдатне так обращаться со мной, почему не пыталась дать отпор. Но это был вопрос выживания. За кусок хлеба в те времена можно было стерпеть многое.

Лондон для меня – другая планета. Чуждая, полная и опасностей, и чудес. Больше сорока лет я провела взаперти, за железным занавесом. Когда худшее миновало и все худо-бедно устроилось, повседневная жизнь стала вполне терпимой, даже приятной. По крайней мере, еды было достаточно, и крыша над головой тоже была, а что еще нужно? Конечно, роскоши не было, но зато все было надежно, постоянно, а главное, одинаково у всех. Здешняя жизнь непредсказуема и ненадежна. Наверное, молодежи нравятся и здешние скорости, и свобода, но моему поколению разрушающийся социалистический блок привычнее и милее, уютнее, как старые носки. Вчера я долг о гуляла по Лондону, прошла несколько миль, задирая голову на сверкающие башни из стекла и металла, разглядывая красивые дома и витрины, полные барахла. Столько машин, больших и красивых. Столько шума и суеты. Они ошеломляют. Приводят в замешательство.